2 См.: SVF, II, § 130—131; Диоген Лаэртскш, VII, 46— 48.— Les Stolciens, 6d. Brfhier, p. 31—32. Неспешность в суждениях — одна из стоических добродетелей. Декарт, вероятно, нашел ее не у св. Фомы, как утверждает Жильсон (Discours de la Mfthode, p. 198), а скорее у стоиков — или современньк ему (сам Жильсон (р. 481) цитирует Гийома дю Вера: Guillaume du Vair. La Philosophic morale des Stoiques, 6d. de 1603, p. 55), или же древних (почерпнув сведения о них, например, у Диогена Лаэртского).

3 Kant. Opus postumum, trad. F. Marty. Paris, 1986, p. 245, 246.

4 Opus postumum, p. 262.

Философ в этом смысле не более реален, чем истинный христианин. Оба они суть прообразы [...] Прообраз должен служить нормой [...] “Философ” есть всего лишь Идея. Мы можем устремлять на него взор, можем в чем-то подражать ему, но нам никогда не достичь этого образца.1

Кант следует здесь примеру Сократа из “Пира”, который признает, что ему известно одно — то, что он не мудр, что он еще не достиг идеала мудреца. Кантовский сократизм предвосхищает сократизм Кьеркегора, говорящего, что он христианин лишь постольку, поскольку сознает, что не является христианином:

Идея мудрости должна лежать в основании философии, так же как Идея святости — в основании христианства2.

Впрочем, наравне с выражением “Идея мудрости”, Кант использует выражение “Идея философии” (или “философа”), так как мудрость и есть тот идеал, к которому стремится философ:

Некоторые древние мыслители и еще Руссо приблизились к прообразу истинного философа; однако они не достигли его. Быть может, многие подумают, что у нас уже есть учение мудрости и что мы не должны были бы рассматривать ее как простую Идею: ведь в нашем распоряжении столько книг, полных предписаний, как нам следует поступать. Но только это, по большей части, тавтологические положения и требования, которые даже слушать невозможно, потому что они не показывают нам путей к их исполнению3.

Далее, обращаясь к античной философии, Кант пишет:

В людях давно была заложена скрытая Идея философии. Но они либо не понимали ее, либо смотрели на философию как на средство приумножения своих познаний. Если мы возьмем древних греческих философов, таких, как Эпикур, Зенон, Сократ и другие, то мы увидим, что главным предметом их науки было предназначение человека и пути к его осуществлению. Таким образом, они оставались верны истинной Идее философа, тогда как в наши времена философы встречаются только как виртуозы разума4.

Описывая затем учение и, главное, жизнь Сократа, Эпикура, Диогена, Кант подчеркивает, что древние требовали от своих философов, чтобы они жили так, как учили:

1 Kant. Vorlesungen tiber die philosophische Encyclopadie. — Kants gesammelte Schriften, XXIX. Berlin (Akademie), 1980, S. 8.

2 Kant. Vorlesungen... S. 8.

3 Ibid., S. 8.

4 Ibid., S. 9.

“Когда же начнешь ты жить добродетельно ?” — говорил Платон одному старику, который рассказал ему, что слушает лекции о добродетели. Ведь нельзя все время заниматься умозрением: надо когда-то подумать и о применении его на практике. Но сегодня принимают за мечтателя того, кто живет сообразно своему учению1.

Покуда не будет на земле мудреца, достигшего совершенства и в своем образе жизни, и в своих познаниях, не будет и философии. “Только такого учителя следовало бы называть философом; но [...] такого учителя нигде нет”2. Значит, философия в собственном смысле слова еще не существует и, быть может, не обретет существования никогда. Возможно только философствование, т.е. упражнение разума соответственно представлению об “идеале учителя”3.