1 Платон. Апология, 23 b, 38 а, 41 b—c.

2 См.: С. Levy. La nouvelle Academic a-t-elle ete antiplatonicienne? — Centre Piaton, I. Le platonisme devoile, p. 144—149; loppolo, p. 49.

3 loppolo, p. 162-165.

4 Йопполо (р. 139) цитирует Плутарха: Против Колота, 1122 с~е.

5 loppolo, p. 135—146.

Под руководством преемников Аркесилая Карнеада и Филона из Ларисы Академия развивалась в направления пробабилизма. Было признано, что если нам недоступна истина, то мы в состоянии, по крайней мере, достичь вероятности, т.е. прийти к решениям, приемлемым для разума и в научной, и, что еще более важно, в морально-практической сфере2. Это философское направление оказало большое влияние на современную философию благодаря философским сочинениям Цицерона, пользовавшимся огромным успехом в эпоху Возрождения и в Новое время. Читая их, можно воочию убедиться, что академическая философия предоставляет индивидууму свободу выбирать в каждом конкретном случае ту позицию, которую он считает наилучшей в данных обстоятельствах, даже если она подсказана стоицизмом, эпикуреизмом или какой-то другой философией и не предписывает ему априорно того или иного поведения, диктуемого наперед установленными принципами. Цицерон часто превозносит свободу академика, не приверженного никакой системе:

Мы, академики, живем со дня на день [т.е. принимаем решения применительно к частным случаям] [...] и потому мы свободны.

Мы пользуемся большей свободой и более независимы; наша способность суждения не знает пут, нам не надо исполнять чьи-то предписания и как бы повеления, на нас не лежит обязанность что-либо отстаивать3.

Философия предстает здесь, по существу, как выбор и принятие решения, всю ответственность за которое индивидуум берет на себя4. Он самостоятельно судит о том, что отвечает его жизненным правилам в предлагаемых ему философских дискурсах. Моральное предпочтение находит оправдание в себе самом, независимо от метафизических гипотез, доставляемых философскими дискурсами, точно так же как и воля человеческая не зависит от внешних причин и находит причину свою в себе самой1.

1 Сенека. О благодеяниях, II, 10, 1.

2 loppolo, p. 203—209.

3 Цицерон. Тускуланские беседы, V, 11, 33; Лукулл, 3, 7—8. 4 Об эклектизме см.: /. Hadot. Du bon et du mauvais usage du terme “eclectisme” dans 1'histoire de la philosophic antique. — Henneneutique et ontologie, Hommage a Pierre Aubenque. Ed. R. Brague et J.-F. Courtine. Paris, 1990, p. 147—162. Об эклектизме эпохи Просвещения, рассматриваемом как позиция, суть которой в том, чтобы думать самостоятельно, не подчиняясь “авторитетам”, см.: Н. Holzfiey. Der Philosoph fUr die Welt — Eine Chimare der deutschen Aufkiarung? — Esoterik und Exoterik der Philosophic, hrsg. v. Н. Holzhey u. W.C. Zimmerli. Basel—Stuttgart, 1977, S. 132.

В Академии Аркесилая и Карнеада, адептами которой были Цицерон и еще более поздние философы, в частности Плутарх2 и Фаворин (II в. н.э.), различение между философским дискурсом и самой философией проводится особенно четко. Философия есть, в первую очередь, искусство жить3. Либо (как утверждает Аркесилай) умозрительные философские дискурсы не способны ни обосновать, ни оправдать это искусство жить и один только критический дискурс может послужить введением в него, либо (как считают Карнеад и Цицерон) умозрительные и догматические философские дискурсы представляют собой лишь частичные и временные средства, применяемые “со дня на день”, смотря по степени их эффективности в конкретной практике философской жизни.