Письмо Регину или Тратат о Воскресении (I 4)[63][63], подобно Посланию Флоре Птолемея, является образцом гностического (валентинианского) письма на теологические темы. Текст этот одно время исследователи склонны были приписывать самому Валентину.

Наконец, Evangelium Veritatis Евангелие Истины (I 3, XII 2)[64][64] – это философско-теологическое сочинение, написанное в форме проповеди, довольно сложное по содержанию, автором которого, как предполагают некоторые исследователи, мог быть и сам Валентин.[65][65] Ириней (Adv. Haer. III 11,9) сообщает, что валентиниане действительно знали некоторое Евангелие Истины. Возможно, речь идет об этом самом тексте. «Истинная благая весть («евангелие») – это радость для тех, кто получил от истинного Отца дар гносиса», – говорит автор этого Евангелия. Гносис – это знание себя, своего происхождения и предназначения и пути спасения (определение, которое в точности совпадает с тем, что мы встретим в Извлечениях из Теодота).[66][66]

Трактаты герметического корпуса[67][67], особенно Асклепий и Поймандр, хотя и не могут в собственном смысле слова быть названы гностическими, представляют при изучении истории гносиса определенный интерес. Многие герметические мотивы созвучны гносису и были популярны в гностических кругах. Ведь не случайно библиотека из Наг Хаммади содержит коптский перевод трактата Logos teleios или Асклепий, а также неизвестный ранее герметический трактат, посвященный символизму восьмой и девятой сфер (VI 6).[68][68]

Говоря о гностицизме не следует забывать свидетельства философов неоплатоников.[69][69] Гностики пришлись не ко двору не только крепнущей в конце второго – начале третьего века христианской церкви. Их заметили и не одобрили философы, особенно платоники.[70][70] Семя гносиса взошло на всем без исключения пространстве позднеантичной культуры во времена, когда она была монолитна только в своей бесформенности и беспрецедентном смешении культур и языков, стилей и обычаев. Принципиально индивидуалистический и богемный характер гносиса не позволил ему, в отличие от христианства или платонизма, оформиться в цельное движение. Как результат, гностики оказались чужими и среди своих (иудеев и христиан), и среди чужих (например, языческих философов). Отцы христианской философии, равно как и основатель неоплатонизма Плотин лично удостоили их своей критики.

Порфирий в Жизнеописании Плотина, 16 упоминает о гностиках, которые посещали лекции Плотина. Говорит он следующее:

«Были (gego/nasi) среди них христиане, а также другие, сектанты (ai(retiko/i), которые начали [свое учение] (a)nhgme/noi)[71][71] с древней философии, такие как последователи Аделфиона и Акулина, которые владели многочисленными трактатами Александра Ливийского, Филокома, Демострата и Лида и [на их основе?] сочинили «откровенные» книги Зороастра, Зостриана, Никотея, Инородца ( )Allogenou=j), Месоса и им подобные. Ошибаясь сами и вводя в заблуждение многих, они утверждали, что Платон не сумел понять всей глубины умопостигаемой реальности. Плотин часто критиковал их во время своих лекций, а также написал книгу, которую мы назвали Против Гностиков [Enn. II 9]. Нам же он оставил [опровергнуть] то, чего он не касался. Амелий сочинил сорок книг против [трактата] Зостриан».

Примечательно, что некоторые из книг, которые входят в коптскую библиотеку из Наг Хаммади, имеют те же названия, что и «тайные книги», упоминаемые Порфирием (именно: Zostrianos (Codex VIII 1), Allogenes (Codex XI 3)).[72][72] О тайных книгах Зороастра, которыми якобы владели гностики из школы Продика, говорит Климент (Strom. I 69, 6). Messos упоминается в самом конце трактата Allogenes (68, 34 – 69, 20) и оказывается «сыном» самого Allogenes, то есть Инородца (Сифа). Имя Nicotheus встречается в Codex Brucianus, о котором говорилось выше.[73][73]