«… мне не хочется рассказывать обо всем этом, … однако, поскольку сама истина велит мне раскрыть дела этих обманщиков, я должен говорить, с некоторой осторожностью и не преступая пределов, установленных истинной. Очевидно, что эти люди позволяют себе вершить все, о чем не позволительно даже говорить и что запрещено законом …»

Этот пассаж восходит к Иринею, за исключением оценочного суждения. Но далее говорится:

«…поэтому они вступают в гомосексуальные связи и совокупляются со всеми женщинами их сообщества всеми возможными способами. Они практикуют магию, занимаются колдовством и поклоняются идолам, полагая, что таким образом они выплатят весь долг своего тела, так, что ничего более не останется, и поэтому душа больше не вернется и не воплотится. Их сочинения таковы, что они в силах шокировать любого разумного человека и позволят ему усомниться в том, что так поступающие вообще являются людьми, не говоря уж о том, чтобы считать их цивилизованными людьми, подобными нам с вами. Ведут они себя подобно собакам и свиньям. Ибо они полагают, что все нужно пройти для того, чтобы их душа не была возвращена назад доделывать незавершенное в прошлой жизни, если хоть что-то будет упущено».

Перед нами своего рода логический анализ основного этического тезиса карпократиан. Исходная цитата из Иринея (4, 2) несколько сокращена, однако все упущенные элементы высказывания Иринея затем повторяются как реминисценции (такие как указание на недопустимость подобного поведения для цивилизованных людей), включенные в состав собственных слов самого Епифания. Посылка («они считают, что должны испробовать в этой жизни все») в тексте оба раза идет после заключения («поэтому они делают то-то и то-то»). Уверен, что Епифаний не читал сочинений школы Карпократа, хотя он и утверждает нечто подобное, или, по крайней мере, ничего не делает для того, чтобы у читателя не создалось такое впечатление, поскольку, в отличие от других аналогичных случаев, он не приводит ни одного названия. Это обстоятельство указывает также на то, что в данном случае он не обращается к свидетельству Климента, поскольку тогда он смог бы сослаться на те довольно пространные выдержки из трактата «сына Карпократа» Епифана «О справедливости», которые приводит Климент (Strom. III 5,2 – 8,3). Но даже если бы по какой-то причине он не стал упоминать названия трактата, то несомненно не упустил бы те дополнительные и весьма колоритные сведения, которые приводит Климент. Единственное, что объединяет его с Климентом, это достаточно очевидный вывод о том, что так поступая карпократиане становятся подобными животным (Strom. III 10, 1). Итак, Епифаний опирался только на Иринея и не читал сочинений Карпократа, которые почти наверняка в его время уже не были доступны, и сама школа давно прекратила свое существование. Епифаний просто доводит высказывание Иринея до логического конца.

Далее (5, 4–8) материал из Иринея продолжается. Говорится, что в указанном смысле они истолковывали и известную евангельскую притчу (Mt. 5: 25). 

«“Противником” является один из ангелов и творцов этого мира (по Иринею он зовется Дьяволом)… и занимается тем, что приводит души, которые покинули мир к судье, чтобы он судил их. (Ириней называет этого ангела князем). И если они не закончили все то, что им положено было исполнить, он передает эти души другим, служащим ему ангелам, которые заключают их в тела. Этого противника, которого сам Господь упоминает в Евангелии, они считают одним из ангелов, сотворивших этот мир, и называют Дьяволом». «Тело ведь, говорят они, – это темница [для души]. И слова: “Не выйдешь оттуда, пока не заплатишь все до последнего”, они истолковывают как указание на необходимость перевоплощения. И душа до тех пор подвержена перевоплощению, говорят они, пока не совершит все возможные в этом мире прегрешения (ei)j tosou=ton deÜ metenswmatou=sqai fa/skosi ta/j yuxa/j, o(/son pa/nta taÜ a(marth/mata plhrw/sin). И только после этого она освобождается и отправляется к запредельному Отцу, который превыше ангелов, и в этом заключается спасение…»