Это представление о том, что то, что есть - субстанционально, непреходяще, и связь с небесным божественным архетипом закреплена в святынях, и там, куда переносятся эти святыни, туда в пространстве переносится и сама эта реальность, пространство и время в данном случае есть нечто из области условий существования того, что само по себе от этого пространства и времени не зависит. Один пример - это знаменитая Энеида Виргиллия - римский эпос, который призван осознать и в то же время оправдать, изъяснить, освятить Римскую империю накануне собственно имперского периода римской истории. Речь идет об Энее - герое, который покидает Трою в критический момент её падения, но он уносит идолов, кумиров, божества этого города. Он в пути... Тут некая собственно римская мифологема, которая более открыта к динамике истории, чем греческая. Эней в пути, и в пути именно со святынями исконного града, и те, кого он встречает на пути - с кем-то он борется, с кем-то вступает в товарищеские отношения - и новые друзья говорят: "мы готовы будем с тобой носить камни Трои на своих плечах" - т.е. идея - воссоздать город. "Носить камни Трои на своих плечах" - это не те камни, которым уже нет возврата, но в каком-то новом пространстве и в новое время, которое укажут боги, тот же самый город будет восстановлен, потому что его божества и носитель этих божеств - здесь, это Эней. Тем самым реальность города и его субстанция не так необратимо связана с пространством и временем, возможно перенесение столицы не только административно-политически, но и религиозно-магически для языческого сознания, а в христианстве тоже есть свои очень глубокие представления на этот счет - представление о Небесном Иерусалиме.

19.02.99

В прояснении начала Византии в хронологическом смысле мы вынуждены были указать на несколько дат, отстоящих друг от друга достаточно выразительно. Тем самым, иначе как процесс мы не можем определить самое это начало Византии; оно, действительно, имело характер процесса, а не одноактного события. В ряду этого процессуального события на одном из первых мест должно было быть поставлено основание КП-ля, иначе говоря, перенесение столицы Римской империи с Запада на Восток. Правда, на основании того, что уже было сказано, можно заметить, что, говоря об определенной внутренней религиозно-историософской логике перенесения, мы тем самым подчеркиваем скорее преемственность Востока по отношению к Западу, тем самым преемственность византийской политической реальности по отношению собственно к римской политической реальности. Перенесение столицы не означало изменения субстанционального содержания того, что, эта столица собой представляла - римский имперский мир во всем богатстве его измерений и проявлений. То, что этот самый мир в лице субстанционально-столичного проявления перенесен на Восток, вовсе не значит, что этот мир изменил себе - перенесена была сущность, субстанция, в наглядном своем выражении это административно-политическая структура имперской власти как таковой - она была вся в целом перенесена на Восток в той же самой форме. Мы ещё неоднократно будем обращать внимание на это тождество римской административно-политической реальности позднего времени и ранне-византийской административно-политической реальности, и это является выразительным фактом преемственности, даже на фоне того, что, с одной стороны, определенные административно-политические реформы, начатые при императоре Диоклетиане - гонителе христиан - по сути дела продолжаются и в значительной степени завершаются при императоре Константине Великом - равноапостольном императоре, который легализует, поддерживает и покровительствует христианству. Здесь некий рельефно обнаруженный парадокс, что идеология императоров принципиально различна, противоположна, но на фоне этой противоположности мы ещё зримее видим преемственность в административно-политическом измерении Византии по отношении к реальности языческого Рима.