Семинарская и святоотеческая библиотеки.

Семинарская и святоотеческая

 православные библиотеки.

 

 

Предыдущая Следующая

Это языческое восприятие обращения Константина помогает "от обратного" почувствовать и приблизиться к подлинному содержанию этого обращения, которое было именно личной встречей со Христом. В дальнейшей реальной общественно-политической деятельности императора Константина мы и находим обнаружение плодов обращения. То привычное для нас различение церковного или религиозного и светского, государственно-политического, которое составляет некое общее условие христианской общественной жизни, на самом деле, появляется в эпоху императора Константина.

Когда мы иногда говорим о фактах или даже тенденциях к вмешательству того или иного властителя в церковную деятельность, то мы, порой, не отдаем себе отчета в том, что самая постановка вопроса об этом вмешательстве оказалась возможной только после того, как в лице императора власть признаёт для себя христианскую ориентацию как свое собственное глубинное измерение, как свое собственное задание, как задание для своего осуществления. В доконстантиновский период в римской политической традиции при всей её рафинированности, при всей её тонкости и глубине, на которую мы обратили внимание, ничего подобного принципу различения и разделения властей не могло быть, и вы хорошо знаете, что в императорский период римский властитель усвояет себе значение, миссию и должность "Великого первосвященника" (pontifex maximus), т.е. сопрягает в своей личности всю полноту в т.ч. и религиозной власти, и это было вполне органично для языческого сознания, где не могло быть некое самодовлеющей, значит оставленной на собственный произвол абсолютно профанной области политической деятельности. Профанное не должно иметь место, но политическое освящение исходило из некоего первичного тождества политического и религиозного, а не из различения. Боги вписывались в политически организованную ойкумену Римской империи, они в греческой традиции не выходили за границы космоса, а теперь в римской не могли выйти за границы космополиса. Ничего подобного не могло иметь места в христианском мировоззрении, в христианской традиции, которая от императора Константина получает совершенно новый импульс для своего развития.

Но прежде, чем более конкретно обратиться к деятельности императора Константина в аспекте соотношения государственно-политического и религиозного, подводя итог теоретическим рассуждениям о природе власти в Византии, которая унаследовала и достаточно органически впитала в себя отдельные элементы предшествующих или сопутствующих традиций, но их в себе радикально пресуществила, суммировать представления о характере византийской власти нам поможет Владимир Сергеевич Соловьев, хотя его общие оценки исторической практики осуществления византийской власти были достаточно иногда поверхностны, иногда невзыскательны в отношении всей полноты и сложности исторического опыта, но в теоретическом усмотрении природы византийской власти он оказался достаточно адекватен реальности.

В работе "Еврейство и христианский вопрос" (1884) он писал: "В православном царе нового Рима все языческие элементы царской идеи были очищены и перерождены христианством. Восток принес свой образ государя, как верховного владыки, неограниченного самодержавца. Эллада внесла свою идею царя, как мудрого правителя, пастыря народов. Рим дал свое представление императора как воплощенного государственного закона. Христианство связано всё это с высшим назначением православного царя как преимущественного служителя истинной религии, как защитника и хранителя её интересов на земле". Т.е. это миссия содействия домостроительству нашего спасения. "Признавая во Христе особое царское достоинство, наша религия дает высшее освящение государственной власти и делает христианского царя вполне самостоятельным, действительно верховным правителем". Но дальше он говорит о том, что мы должны конкретизировать, как образ конкретного благословения христианского правления, тем самым христианского государя. "Как помазанник Божий, царствующий Божией милостью христианский государь независим от народного своеволия, но неограниченная снизу власть христианского царя ограничена сверху" (я бы предпочел сказать "ограничена изнутри"), "ибо, будучи отцом и владыкой народов, христианский царь должен быть сыном Церкви". Цари равноапостольны по своему заданию (другое дело, осуществляют или нет это призвание), но они не воспринимают иерархически преемство самой апостольской власти. Они уподобляются апостолам в осуществлении домостроительных предначертаний, в осуществлении христианской миссии, но не усвояют саму апостольскую власть. "Притом, в порядке временном, цари, не будучи связанными со Христом никаким действительным преемством, они сами должны получать освящение от прямых представителей Христовой власти - от первосвященников Церкви, что совершается в священном действии помазания и венчания на царство. Это не дает церковной иерархии никаких державных прав в государственной области, но это обязывает царя быть преданным сыном Церкви и верным служителем дела Божия. Только под этим условием он имеет значение христианского царя - одного из образующих органов истинной теократии".


Предыдущая Следующая
Поиск

Искомое.ru

Одна из икон дня:

Сегодня:

Наши партнеры:
Hosted by uCoz