В ответ на эту демонстрацию и формируется политика Феодосия Великого. Что касается некоторых насильственных форм осуществления этой политики, а они имели место, то тут не следует недооценивать массовые переживания, массовый пафос христианского народа, который, поддаваясь настроениям не самым благочестивым, настроениям соперничества, даже может быть ненависти, разрушал храмы, разрушал языческие святилища, ниспровергал статуи и т.д. В какой-то мере наши представления об этой эпохе как эпохе тотального наступления христианства на язычество, должны быть возводимы к народному массовому движению, которое не всегда сообразовалось с конкретными указаниями и распоряжениями, во всяком случае, они не ограничивались рамками закона, потому что закон очень редко инициировал такие разрушительные в самом простом и буквальном смысле формы наступления на язычество. Это тоже нужно иметь ввиду, даже прислушиваясь к словам Ливания, последовательного язычника, который, правда, если о Константине Великом свидетельствовал, что он не наступал, не нарушал, не пресекал деятельность языческого культа, то по отношению к Феодосию он такого сказать уже не мог и вынужден был выступать против его эдиктов, но, всё таки, в большей степени он ополчался на ненавистных для него христианских монахов, которые, с его точки зрения (наверное, в какой-то мере, действительно, и не только монахи, но и в целом простой народ), оказывались инициаторами насильственных разрушительных действий по отношению к языческому культу.

Подытоживая со всеми оговорками, с учетом определенного конкретно-исторического и церковного контекста этой эпохи, деятельность императора Феодосия в области религиозной политики, значит в деле оформления отношений между Церковью и государством, мы можем сказать, что с императора Феодосия начинается совершенно новый период существования христианской Церкви в Римско-Византийской Империи в качестве господствующей, государственной. Самая политика императора Феодосия может быть кратко сформулирована в форме тезиса, принципа: "Кто не христианин, тот не гражданин". Этот тезис формально соответствует структуре языческого представления о соотношении религии и политики, государства и религиозной общины, потому что он сближает и даже отождествляет границы государства и религиозной общины. Кто находится за границами государства, находится и за границами религиозной общины. По своей структуре принципы и принципиальная установка религиозной политики христианского императора Феодосия Великого и pontifex'a maximus'a I-III столетий по Р.Х. в Римской империи формально совпадают. Но если для языческой традиции определяющим в этой формуле была именно гражданственность, и она должна была прозвучать таким образом: "Кто не гражданин, то и не участник культа", тот и не член религиозной общины, тот не имеет возможности обращаться к покровительству наших богов. Если это так в языческом религиозно-политическом самосознании, то совсем наоборот в христианском религиозно-политическом сознании императора Феодосия: "кто не христианин, кто не православный, тот и не гражданин", тот не может пользоваться привилегиями гражданина в Римской империи.