|
1. О трех образах внимания и молитвы.
2. О первом образе.
3. О втором.
4. О третьем.
Есть три образа внимания и молитвы, коими
душа возвышается и преуспевает или низвергается и гибнет. Кто
эти три образа употребляет в свое время и как следует, тот
преуспевает, а кто употребляет их неразумно и не вовремя, тот
низвергается.
Внимание так должно быть связуемо и
неразлучно с молитвою, как связано и неразлучно тело с душою.
Внимание должно идти вперед и сторожить врагов, как некий страж;
оно первое пусть вступает в борьбу с грехом и противостоит злым
помыслам, входящим в душу, а позади внимания пусть следует
молитва, которая истребляет и побивает тотчас все те злые
помыслы, с которыми пред сим вело брань внимание, ибо одно оно
не может их побивать.
На этой брани внимания и молитвы (с
помыслами) висит жизнь и смерть души. Если вниманием храним
молитву чистою, то преуспеваем, а если не внимаем, чтоб хранить
ее чистою, но оставляем неохраняемою, и она оскверняется злыми
помыслами, то бываем непотребными и безуспешными.
Итак, поелику есть три образа внимания и
молитвы, то надлежит нам показать отличительные свойства каждого
образа, чтоб любящий спасение избрал лучшее.
2. О первом образе внимания и молитвы
Отличительные свойства первого образа таковы:
когда кто, стоя на молитве и воздевая на небо руки свои и очи
свои, и ум свой, держит в уме божественные помышления,
воображает блага небесные, чины Ангелов и обители святых, и
кратко все, слышанное в Божественных Писаниях, собирает в ум
свой, и рассуждает о том тогда - во время молитвы, зря на небо,
и подвигает тем душу свою к вожделению в любви Божией, а иной
раз извлекает даже слезы и плачет (то это будет первый образ
внимания и молитвы).
Но при этом образе (молитвы, если кто на нем
одном останавливается, бывает, что) мало-помалу (молящийся так)
начинает кичиться в сердце своем, сам того не понимая; ему
кажется, что делаемое им есть от благодати Божией в утешение
ему, и он молит Бога сподобить его всегда пребывать в таком
делании. А это (то есть так думать о сем образе молитвы) есть
знак прелести, ибо добро уже не добро, когда не бывает добрым
образом и как следует.
Такой человек, если убезмолвится крайним
безмолвием (то есть сделается исихастом, у нас - затворником),
то ему едва ли можно не исступить из ума (будет он находиться в
крайней опасности пострадать сие). Но если и случится, что не
исступит он из ума, все же невозможно ему будет стяжать
добродетели или бесстрастие. На этом пути стоя, прельщаются и
те, которые видят свет телесными очами своими, обоняют
благовония обонянием своим, слышат гласы ушами своими и
подобное. Некоторые из таких взбесновались и в безумии ходят с
места на место. Другие прельстились, приняв диавола,
преобразившегося и явившегося им в виде Ангела света, а они того
не распознали и остались неисправимыми до конца, не хотя слышать
совета ни от какого брата. Иные из таких сами себя лишили жизни,
быв подвигнуты на то диаволом, иные бросились в пропасть, иные
удавились. И кто может пересказать разные прелести, какими
прельщает их диавол, когда они неисчислимы?
Из сказанного нами всякий разумный человек
может понять, какой вред происходит от сего первого образа
внимания и молитвы (если почитать его последним пределом
совершенства в молитве). Если же и случится кому из
употребляющих сей образ не пострадать никакого из тех зол, о
коих мы сказали, по причине сожительства с братьями (потому что
им подвергаются особенно те, которые живут уединенно), то все же
он всю жизнь свою проведет не преуспевши (в духовной жизни).
3. О втором образе внимания и молитвы
Второй образ есть такой: когда кто сводит ум
свой внутрь себя, отвлекая его от всего чувственного, хранит
чувства свои, собирает все помыслы свои, чтоб не скитались по
суетным вещам мира сего, - и то исследует помыслы свои, то
вникает в слова читаемой молитвы, то возвращает назад помыслы
свои, если они, быв пленены диаволом, унеслись к чему суетному и
худому, то с большим трудом и самопонуждением напрягается прийти
в себя самого, если был возобладай и побежден какою-либо
страстию. Отличительная черта сего дела та, что оно происходит в
голове: мысли с мыслями борются.
Имея такой подвиг и такую брань с самим
собою, не может он мирствовать в себе никогда и не находит
времени заняться деланием добродетелей, чтоб получить и венец
правды. Такой человек подобен ведущему брань с врагами своими
ночью в темноте, который слышит голоса врагов своих и принимает
удары от них, но не может ясно видеть, кто они такие, откуда
пришли, как и для чего бьют его. Потому что сам он пребывает в
голове, а помышления злые исходят из сердца. Он не видит их, так
как не внимает сердцу. Тьма, которая в уме его, и буря, какую
имеет он в помыслах своих, причиняют ему сей ущерб (то есть не
дают ему видеть это), и нет ему возможности ускользать от врагов
своих демонов, чтоб они не поражали его. Тщетно подъемлет он
труд, несчастный, и даже совсем теряет мзду свою, если при этом,
и сам не замечая того, возобладай бывает тщеславием, воображая,
что надлежаще внимает себе. В гордости своей презирает он других
и осуждает их, а себя самого хвалит, мечтая при сем, что достоин
быть пастырем словесных овец и руководить других, и походит он
на слепца, который берется водить других слепцов.
Таков второй образ (внимания и молитвы). И
всякий, желающий себе спасения, должен знать ущерб, причиняемый
им душе, и добре внимать себе. Впрочем, он лучше первого, как
лучше ночь лунная ночи темной, в которую не светит луна.
4. О третьем образе внимания и молитвы
Третий образ воистину дивен есть и
неудобоизъясним, и для тех, которые не знают его опытно, не
только неудобопонятен, но кажется даже невероятным; и они не
верят, чтоб подобная вещь бывала на деле. И в самом деле, в наши
времена сей образ внимания и молитвы встречается не у множайших,
а у весьма немногих, и, как мне думается, благо сие убегло от
нас вместе с послушанием. Послушание, если кто возымеет его к
духовному отцу своему в совершенстве, делает его
беспопечительным относительно всего, так как он всю печаль
(заботу, попечение. - Ред.) свою однажды навсегда возверг
на духовного отца своего; почему, будучи далек от всякого
пристрастия мирского, он является способным к тому, чтоб быть
весьма ревностным и неленостным делателем сего третьего образа
молитвы, если, впрочем, нападет и на духовного отца истинного,
который сам не состоит в прелести. Ибо кто посвятил себя Богу и
всю печаль свою возвергнет на Него и на духовного отца своего,
так что по истинному послушанию перестанет уже жить своею
собственною жизнию и творить волю свою, но умрет для всякого
пристрастия мирского и для тела своего, - такой какою
привременною вещью может быть побежден и порабощен? Или какое
попечение и какую заботу может иметь? Вследствие сего, этим
третьим, бывающим вместе с послушанием, образом внимания и
молитвы все козни и хитрости, какие бы ни употребляли демоны,
чтоб увлечь ум его к помыслам многим и разнообразным, бывают
уничтожаемы и рассеиваемы, ибо тогда ум такого человека, будучи
свободен от всего, имеет благовремение без всякой помехи
исследовать наносимые демонами помыслы и с великим удобством
отгонять их, и чистым сердцем приносить молитвы свои Богу.
Таково начало истинной жизни (духовной)! И которые не полагают
такого начала, всуе трудятся, сами не зная того.
Начало сего третьего образа не то, чтоб
воззревать на небо, воздевать руки свои горе, иметь ум свой в
том, что на небе - это, как мы сказали, есть принадлежность
первого образа и недалеко от прелести, - и не то, чтоб хранить
умом своим чувства и на это обращать все свое внимание, а на
внутренние брани душевные, причиняемые врагами, не смотреть (они
смотрят и борются, но все в голове, и не остерегаются их) - это
принадлежность второго образа, и кто употребляет это, попадает в
рабство демонам и не может сотворить отмщения сим поработителям
своим, но враги и непрестанно борят его явно и тайно, и делают
его тщеславным и гордым.
Но ты, возлюбленный, если хочешь спастись,
начни дело таким образом: после (установления в сердце)
совершенного послушания, какое, как мы сказали, должно тебе
иметь к духовному отцу своему, и все прочие дела свои делай с
чистою совестию, как бы ты был пред лицем Бога, ибо без
послушания невозможно быть совести чистой. Совесть же свою
хранить чистою должен ты в трояком отношении: в отношении к
Богу, в отношении к духовному отцу своему и в отношении к прочим
людям, также к вещам и предметам мира (житейским).
В отношении к Богу долг имеешь хранить
совесть свою чистою, не позволяя себе делать ничего такого, о
чем знаешь, что оно не упокоевает Бога и неприятно Ему.
В отношении к духовному отцу своему делай
одно то, что он заповедует тебе, и ни больше, ни меньше того не
позволяй себе делать, но шествуй по намерению его и по воле его.
В отношении к другим людям соблюдешь совесть
свою чистою, не позволяя себе делать им ничего такого, что сам
ненавидишь и чего не желаешь, чтоб они делали тебе самому.
И в отношении к вещам долг имеешь хранить
совесть свою чистою, употребляя их всегда как должно, именно -
пищу, питие, одежду.
И вкратце, все делай так, как бы ты был пред
лицем Бога, и ни в каком деле не допускай себя до того, чтоб
обличала и уязвляла тебя совесть, что ты не сделал его хорошо.
Действуя таким образом, ты уровняешь себе истинную и незаблудную
стезю к третьему образу внимания и молитвы, который есть
следующий: ум (быть в сердце - отличительная черта сего третьего
образа молитвы) да хранит сердце в то время, когда молится, и
внутрь его да вращается неотходно, и оттуда, из глубины сердца,
да воссылает молитвы к Богу. (В этом все; трудись так, пока
вкусишь Господа). Когда же наконец ум там, внутрь сердца, вкусит
и чувством ощутит, яко благ Господь, и усладится тем (наш труд;
вкушение же сие есть действо благодати в смиренном сердце),
тогда не захочет уже он отдаляться от места сердечного (тогда
скажет и он те же слова, какие сказал Апостол Петр: добро нам
зде быти...) и всегда уже будет взирать туда, внутрь сердца,
и там неисходно вращаться, отгоняя все помыслы, всеваемые
диаволом (се третий образ внимания и молитвы, как ему следует
быть!). Для тех, которые никакого не имеют сведения о сем деле и
не знают его, оно большею частию кажется трудноватым и
утеснительным, но те, которые вкусили сладости, какую оно имеет,
и усладились ею в глубине сердца своего, - эти взывают с
божественным Павлом и говорят: кто ны разлучит от любве
Христовы? и прочее (Рим.8:35).
Почему святые отцы наши, слыша Господа,
говорящего, что из сердца исходят помышления злая, убийства,
прелюбодеяния, любодеяния, татьбы, лжесвидетельства, хулы, и
что сия суть сквернящая человека (Мф.15:19-20), - слыша
также, что в другом месте Евангелия заповедуется нам очищать
внутреннее сткляницы, да будет и внешнее чисто (Мф.23:26), -
оставили всякое другое духовное дело и стали всецело подвизаться
в этом одном делании, то есть в хранении сердца, будучи уверены,
что вместе с этим деланием удобно стяжут и всякую другую
добродетель, а без него не могут установиться ни в одной
добродетели. Это делание некоторые из отцов назвали сердечным
безмолвием, другие назвали его вниманием, иные - трезвением и
противоречием (помыслам), иные - еще рассмотрением помыслов и
хранением ума. Они все в нем преимущественно упражнялись и им
сподобились получить божественные дарования. Его разумеет и
Екклесиаст, когда говорит: веселися, юноше, во юности
твоей... и ходи в путех сердца твоего непорочен (Екк.11:9) и
чист, удаляя сердце свое от помышлений злых. О сем же самом
говорит он и в другом месте, - что если найдет на тебя прилог
диавольский, то не позволяй ему войти в место твое, разумея под
местом сердце (10:4). И Господь нам говорит во Святом Евангелии:
не возноситеся (μη μετεωριζεσθε - не носитесь, как
метеоры; Лк.12:29), то есть не носитесь умом своим туда и сюда.
И в другом месте Он же говорит: блажени нищии духом
(Мф.5:3), то есть блаженны те, которые не стяжали в сердце своем
никакого пристрастия к миру, но бедны всяким помыслом мирским. И
все святые отцы много писали об этом. Кто хочет, пусть читает
писания их и увидит; пусть прочитает, что написал Марк
Подвижник, что сказал святой Иоанн Лествичник, преподобный
Исихий, Филофей Синайский, Авва Исаия, Варсанофий Великий и
другие многие.
Одним словом, кто не внимает себе и не хранит
ума своего, тот не может сделаться чист сердцем, чтоб
сподобиться узреть Бога. Кто не внимает себе, тот не может быть
нищ духом, не может сокрушаться и плакать, ни быть тихим и
кротким, ни алкать и жаждать правды, ни быть милостивым, или
миротворцем, ни перенесть гонение за правду. И обще говоря, нет
возможности стяжать добродетели иным каким-либо способом, кроме
сего внимания. Почему, паче всего другого, о нем надлежит тебе
приложить старание, чтобы собственным опытом изведать, что я
говорю тебе. - Если желаешь научиться и тому, как следует это
делать, я скажу тебе об этом.
Три вещи надлежит тебе соблюдать прежде всего
другого: беспопечение о всем, даже благословном, а не
только неблагословном и суетном, или, иначе, умертвиться всему,
- совесть чистую во всем, так, чтоб она не обличала тебя
решительно ни в чем, - и совершенное беспристрастие, чтоб
помысл твой не клонился ни к какой мирской вещи. Стой вниманием
внутри себя самого (не в голове, а в сердце) [1].
Там имей ум свой, стараясь всячески обрести место, где сердце,
чтоб, обретши его, там уже всецело пребывал ум твой. Ум,
подвизаясь в сем, улучит место сердца. Это случится, когда
благодать даст сладость и теплоту молитвенную. С сего же момента
и потом, с какой бы стороны ни возник и ни показался какой-либо
помысл, прежде чем войдет он внутрь и помыслится, или
вообразится, ум тотчас прогоняет его оттуда и уничтожает именем
Иисусовым, то есть - Господи Иисусе Христе, помилуй мя! С сего
также времени ум человека начинает иметь злобу и ненависть к
демонам, поднимает на них непрестанную войну и поражает. Прочее
же, что обыкновенно последует за сим деланием, с Божиею помощию
сам из опыта узнаешь, посредством внимания ума и держа в сердце
Иисуса, то есть молитву Его: Господи Иисусе Христе, помилуй мя!
И некто из отцов говорит: "Сиди в келлии своей, и она научит
тебя всему".
Вопрос: но почему же первый и второй
образы внимания и молитвы не могут доставить сего?
Ответ. Потому что мы не так
употребляем их, как следует. Святой Иоанн Лествичник, уподобляя
сии образы как бы лествице некоей о четырех ступенях, говорит:
иные укрощают страсти и смиряются; иные поют, то есть молятся
устами; иные упражняются в умной молитве; иные восходят в
созерцание. Которые берутся восходить по сим ступеням, не
начинают с верхних, чтоб нисходить к нижним, а от нижних идут к
верхним, - ступают на первую, потом на вторую, далее на третью и
наконец на четвертую. И вот каким образом может, кто желает,
подняться от земли и взойти на небо: во-первых, нужно
подвизаться умом и укротить страсти, во-вторых, упражняться в
псалмопении, то есть молиться устами, потому что, когда умалятся
страсти, тогда молитва уже естественно доставляет удовольствие и
сладость даже языку и вменяется в благоугодную пред Богом,
в-третьих, молиться умно, и в-четвертых, восходить в созерцание.
Первое свойственно новоначальным, второе - преуспевающим, третье
- подходящим к последним степеням преуспеяния, а четвертое -
совершенным.
Итак, начало не другое какое есть, как
умаление и укрощение страстей, а они не другим каким способом
умаляются в душе, как хранением сердца и вниманием, ибо, как
говорит Господь наш, от сердца исходят помышления злые, которые
сквернят человека; там и потребны внимание и хранение. Когда же
страсти, посредством сопротивления им сердца, усмирятся совсем,
тогда ум приходит к возжеланию Бога и ищет содружиться с Ним,
для чего умножает молитву и в ней преимущественно проводит
время. От сего возжелания Бога и молитвы ум делается сильным и
прогоняет все помыслы, которые вращаются вокруг, чтоб войти в
сердце, поражая их молитвою. И тогда бывает брань: с великим
шумом восстают злые демоны и посредством страстей производят
мятеж и бурю в сердце, но именем Иисуса Христа все сие
потребляется и разливается, как воск в огне. Однако ж и быв
изгнаны и вышед из сердца, они не успокоиваются, но опять
покушаются возмутить ум совне чрез чувства; впрочем, ум и тут
очень скоро восстановляет в себе и начинает чувствовать тишину,
обычно в нем бывающую, потому что они не имеют силы возмущать
самую глубину ума, а возмущают только поверхность его. Но совсем
избавиться от брани и не быть боримым злыми демонами ум все еще
не может. Это - достояние совершенных, тех, которые всецело
отрешаются от всего и непрестанно пребывают во внимании
сердечном.
Итак, кто проходит все сие по чину, каждое в
свое время, тот может, после того как очистится сердце его от
страстей, всецело весь и вдаваться в псалмопение, и
противоборствовать помыслам, и на небо воззревать чувственными
очами или созерцать его очами души умственными, и молиться чисто
воистину, как подобает.
Впрочем, воззревать на небо чувственными
очами надо, сколько можно, реже, страха ради злых, в воздухе
находящихся демонов, которые потому и называются духами
воздушными, многоразличные прелести производящими на воздухе, -
и нам надлежит быть внимательными. Бог одного от нас требует,
того, чтоб сердце наше было очищаемо посредством внимания. А
затем будет, по слову Апостола: "если корень свят, то явно святы
и ветви, и плод" (Рим.11:16). Если же кто не в таком порядке,
как мы сказали, станет возводить очи свои и ум свой на небо и
воображать что-либо мысленное, то он увидит мечтания, что-нибудь
ложное, а не истинное, по той причине, что сердце его нечисто.
Так первый и второй образ внимания и молитвы, как мы не раз
говорили, не приводят человека в преуспеяние. Почему как, желая
построить дом, мы не кровлю прежде возлагаем, а после полагаем
основание, потому что так нельзя, но прежде кладем основание,
потом строим дом и тогда уже возлагаем кровлю; так надлежит нам
поступать и в отношении к духовному: прежде положим основание,
то есть станем хранить сердце и изгоним из него страсти, потом
построим духовный дом, то есть прогоним мятеж, воздвигаемый в
нас злыми духами посредством внешних чувств, и навыкнем
пресекать сию брань как можно скорее, и тогда же возложим и
кровлю, то есть совершенное отрешение от всего, чтоб всецело
предаться Богу, - и тем закончим духовный дом свой во Христе
Боге, Коему слава во веки. Аминь.
Примечания
1. При сем святой Симсоп указывает некие внешние приемы,
кои иных соблазняют и отбивают от дела, а у других искривляют
само делание. Так как сии приемы, по недостатку руководителей,
могут сопровождаться не добрыми последствиями, а между тем суть
не что иное, как внешнее приспособление к внутреннему деланию,
ничего существенного не дающее, то мы их пропускаем. Существо
дела есть - приобрссть навык стоять умом в сердце, - в этом
чувственном сердце, но нечувствснно. Надо ум из головы свесть в
сердце и там его усадить, или, как некто из старцев сказал,
сочетать ум с сердцем. Как этого достигнуть? Ищи, и обрящешь.
Удобнее сего достигнуть хождением пред Богом и молитвенным
трудом, особенно хождением в церковь. - Но помнить надо, что наш
только труд, а само дело, то есть сочетание ума с сердцем, есть
дар благодати, подаемый когда и как хощет Господь. Лучший пример
- Максим Капсокаливит.
|
|