О том, что «сущности не следует плодить без необходимости», Ириней также говорит (II 10, 1):

«В своем желании объяснить темные места в писании…, они изобретают другого бога, свивая веревки из песка и небольшую проблему превращая в более сложную. Умные люди не разрешают одну двусмысленность в помощью другой и не решают одну загадку при посредстве другой. В подобных случаях необходимо исходить из того, что очевидно, непротиворечиво и ясно».

Как насчет самого Иринея? Насколько его аргументы состоятельны? По всей видимости, наш автор находится вполне в рамках принятых в его время стиля и методов полемики. Разумеется, он часто впадает в различные логические ошибки. Возьмем, например, утверждение о том, что гностическое учение возникло после философских, следовательно, под их влиянием («post quem, propter quem»). Впрочем, аргумент подобного рода был весьма распространен среди христианских писателей, так что Ириней не виноват в использовании общего места. Ириней склонен, упрощая воззрения гностиков, делать из них «соломенного человека», чтобы было легче его бить. Выпады ad hominem также весьма часты (гностики – это «ядовитые грибы», «тварь», «многоголовая гидра», «лжецы» и т.д.), однако в целом в рамках принятых норм (сравните с Епифанием). Ириней часто иронизирует, однако, в отличие от Тертуллиана, чувства юмора ему явно не хватает.

Нарушение тождества и логический круг – это явления, характерные для любой теологии. Когда речь идет о гипостазированных порождающих друг друга принципах, будь то гностическая плерома или христианская троица, «диалектическая логика» позволяет любую подмену понятий и перетекание их друг в друга. Точно так же, если в согласовании или последовательности событий или явлений возникает трудность, на помощь приходит божественный промысел. Примечательно, что в подобных случаях Ириней и не критикует своих противников. Здесь они  разделяют общую культуру.  

Прежде чем перейти к теологическим аргументам Иринея, приведу один пример доказательного рассуждения из второй книги Против ересей (II 1, 2):

«Как над этим богом (демиургом) может быть другая плерома или начало, или сила, или другой бог, если богу надлежит вмещать в себя все в его величии и самому не находиться ни в чем? Если нечто находится за его пределами, то он уже не «полнота» (плерома) всего и не содержит в себе всего. Ибо этому богу будет недоставать того, что находится за его пределами. Но то, чему чего-либо не достает, не может называться полнотой. Более того, это существо будет иметь начало, средину и конец по отношению к тому, что за его пределами… Аналогично, он будет ограничен тем, что за его пределами… Ибо конец необходимо окружает и содержит в себе то, что в нем кончается (!). Следовательно, этот отец всего, которого они называют пред-сущим, пред-начальным и их плерома и благой бог Маркиона будут окружены другим принципом, который будет больше, поскольку то, что содержит в себе нечто, больше содержимого. То, что больше, также сильнее и в большей степени может называться господином. А то, что больше, сильнее и в большей степени господин и будет богом».

Далее следует попытка сконструировать аргумент с «третьим человеком» («если это так, то этот «tertium quid» ограничит их оба и будет больше плеромы и того, что за ее пределами») и спустя некоторое время делается вывод о необходимости ограничить количество принципов (см. цитату выше). То есть, явно не говорится даже, что таким методом мы уходим в дурную бесконечность.

Но если оставить в покое сомнительные топологические построения, то мы увидим, что доказательство базируется на подмене понятий.  Признайте, что бог-демиург и первый бог – это разные сущности, и спорить станет не о чем. Действительно, «полнота» неполна, если ей чего-то недостает, но ведь как раз об этом и говорят гностики! Весь смысл мировой истории им видится в том, чтобы восстановить нарушенную полноту.