С такой точки зрения Соловьев обращает внимание на Византию, на это величайшее долгосрочно пребывавшее в истории христианское государство, в котором со времени императора Константина Великого христианство провозглашено религией преимущественной, затем и господствующей, государственной и т.д. Взглянув с этой точки зрения на Византию, Владимир Сергеевич квалифицирует исторические судьбы, природу византийской реальности как весьма соблазнительную, потому что Византия, полагает он, подменила идеал подлинного христианского благовестия внешними глянцеобразными формами, эстетически, церемониально, ритуально благовидными формами жизни, за которыми, однако, скрывалось пагубное смирение с непреображенностью мира, исполненного человеческих страстей, осуществляющего себя в формах социальной несправедливости, лукавства, политической авантюры, т.е. всего того, что есть человеческие страсти, есть грех, всегда приобретающий и свои более, чем только личные - сверхличные, общественные формы, и грех закрепляется в социальных формах, в политических формах. Это само по себе должно всегда понуждать христиан действовать не только в личной области, но и в общественной, потому что там, чаще всего, царствует грех, значит, свидетельство об искуплении и спасении во Христе тоже должно просиять (во всяком случае присутствовать) в этой общественной жизни. И вот, Византия отказалась от этого свидетельства, как считает В.С. Соловьев: "Второй Рим - Византия - пал потому,.." говорит Соловьев, квалифицируя итоги судеб византийской государственно-политической и культурной реальности - его падение, хотя не могу себя остановить от оговорок, которые напрашиваются: схематизированное историософское направление в мысли Владимир Сергеевича - он сразу оценивает уже само падение; это было бы более адекватно средневековому ощущению, которое непосредственно во всех событиях способно было (это в известной степени дар, который оборачивается иногда близорукостью, схематизмом) непосредственно видеть в судьбах истории перст Божий; сразу квалифицировать, детерминировать то или иное событие, его итоги и характер его развития метафизически: отступили от Бога - вот вам последствия, вот Господь попустил вам переживать это падение, этот распад, это зло. Несколько парадоксальным образом Соловьев впадает в тот самый средневековый естественный, органичный в средневековом мироощущении для этого мироощущения способ осмысления истории. Для самого Соловьева это некий внутренний парадокс отчасти научно-прагматичного отношения истории, с другой стороны, желание прорваться к метафизики, и к концу жизни у него наиболее органично восторжествовало второе (в произведении "Три разговора"). Всю долгосрочную историю Византии он изъясняет: "Второй Рим пал потому, что, приняв на словах идею христианского Царства,.." - значит, не просто личного христианства как морального учения или религиозно-мистериального направления, а именно христианского Царства, "...отказался от неё на деле, коснея в постоянном и систематическом противоречии своих законов и управления с требованиями высшего нравственного начала. Древний Рим обожествил самого себя, и погиб. Византия, смирившись с мыслью перед высшим началом, считала однако себя спасенной тем, что языческую жизнь она покрыла внешним покровом христианских догматов и священнодействий - и она погибла". Предельно обобщенное заключение, и тем самым слишком схематичное, потому что перед каждым словом можно поставить сразу несколько вопросов.