На Западе это были в конце XIX и в первой четверти ХХ века - Ге,льцер - сжатая история Византии на немецком языке, переведена на русский язык в начале ХХ века. Крумбахер "История византийской литературы" издана в 90-х годах в Мюнхене, это была первой обобщающей книгой, адресованной культурной проблематике.

Если мы начали разговор о науке с указания на ее роковую субъективность, поскольку она возникала в контексте ренессансно-просвещенческих иллюзий, и связана с очень резкой и однозначно негативной оценкой христианства вообще, то к исходу XIX столетия существенно, даже в чем-то принципиально меняется подход к византийской истории, она уже не представляет собой только приключенческую авантюрную версию мировой истории, где много вероломства, авантюры, где много страстей, лести, прелести, обмана, коварства и т.д. А вплоть до исхода XIX столетия византийская история именно так представлялась западным исследователям и нашей науке до известного времени. Спасский обращал внимание на то, что византийская история с давней поры была в пренебрежении, в ней не видели ничего, кроме беспрерывной смены лиц и династий на престоле, нескончаемого ряда дворцовых интриг и злодейств, деспотизма и нравственной порчи высших классов, и рабство, подавленное их произволом, народной массы. Речи о постепенном падении Византийской империи, о дряхлости государственного организма, который представлялся переполненным различными общественными болезнями, были избитыми, но тем не менее любимыми местами у западных историках во всех тех случаях, когда им так или иначе приходилось касаться прошлого Византии. Это представление, нужно отдать должное сумме накопленных фактов, документальных свидетельств, в свете которых, на почве которых, с учетом которых уже нельзя было видеть Византию какое-то средневековое уродство, тем более, что изнутри самой западной истории и историографии становилось ясным, что просвещенцы имели основание (хотя и субъективное) видеть в Византии только падение, но их предшественники, их единокровные предки в Византии видели совсем не государство падения и уродства, и морального и интеллектуального недостоинства, а государство, которое остается во всех формах своей жизни, в т.ч. и культурных, идеалом, прообразом, образцом для подражания. Именно варварские короли IV-VI столетия вплоть до IX столетия всегда признавали и испытывали (во всяком случае демонстрировали) неподдельный пиите,т перед образом, характером и самой сутью византийской власти и способом жизни вообще.

Т.е. на фоне эволюции западноевропейской истории и культуры нельзя было не увидеть совершенство, постоянство и глубинные безусловные и привлекательные хотя бы в своей устойчивости, прозрачности и внятности формы византийской жизни. Этого нельзя было не заметить, поэтому европейская наука стала относиться к Византийской истории как к факту с должным уважением. Но от этого было ещё далеко до опознания в Византийской истории исторически, идеологически или морально плодотворных оснований. Особенно выразительным для нас выглядит та самая оценка соотношения христианского мировоззрения и реальной жизни, против которой никто не может возразить, и составляет внутренние исходные основания византийской жизни и истории вообще.