Это интересный вопрос, что такое вообще "почетное достоинство", "преимущество чести"? Уже сейчас важно обратить внимание, что большей частью, когда говорят о преимуществе чести, как бы хотят сказать, что оно ничего не значит, т.е. просто полагают этот аспект византийской и вообще церковной реальности только в соответствии с тем, что есть некие претензии реально, конкретно, действенно, практически осуществлять некую бо,льшую степень власти, нежели она была от начала, помимо этого преимущества чести, но тут же говорилось, что никаких претензий нет и быть не должно, это только преимущество чести. Но что оно должно значить? Это вопрос.

Отчасти это значило и некую расположенность к тому, чтобы и канонически действовать более широко и властно, чем до того, как это преимущество чести имело место, об этом говорит и сама византийская история и накануне, и после Халкидона.

Другой стороной этого противоречия, этой встречи и этого столкновения прагматического указа и канонического установления было обнаружение той области, которую мы уже давно называли смежной, общей для Церкви и для государства - области проявления той и другой власти и деятельности вообще. Образуется смежное поле, которое выразительным образом обозначено более или менее устойчивой системой норм, которые бы упорядочивали эту общую область тому и другому началу, и эта система норм получила название "Номоканон" - некое совмещение, сопряжение государственного закона и канона, правила церковного - с течением времени к юстиниановской эпохе появляется совершенно новый жанр, новая форма правового сознания (мысля это правовое сознание в широком смысле: и церковно-каноническое, и государственно-юридическое). Это неудивительно, потому что мы обратили внимание на то, что византийская реальность такова, что члены этого византийского общества как политии являются одновременно (а в особенности сильно на этом был поставлен акцент впервые императором Феодосием Великим) членами этого самого общества как экклесии. Ничего просто эмпирического, как оставленного на свою обнаженность, неосвященность в Византии быть не может, эмпирическое всегда тяготеет к тому, чтобы быть освященным, приобрести более упорядоченный, украше,нный вид, быть организованной политически или экклезиологически. Члены византийского общества и как политии, и как экклесии были одни и те же, особенно с того момента, когда император Феодосий выдвинул тезис: "Кто не христианин, тот и не гражданин". Тем самым была создана уже почва для того, чтобы регулировать эту общественную реальность одновременно то церковными канонами, то государственными законами. Отчасти мы обратили на это внимание, когда говорили о "епископе внешних дел" в лице императора - с течением времени, особенно после императора Феодосия Великого, нужно будет делать акцент на том, что эти внешние дела Церкви являются своими (внутренними) делами для государственной власти, и поэтому к юстиниановской эпохе мы и видим, как издаются законы по делам Церкви, упорядочивающие церковную реальность (не в её внутренней области, но уже и в области канонической). В иконоборческую эпоху с особой глубиной и остротой отдельной и заметной частью Византийской Церкви будет пережита безусловность канона, его точно такая же неизменяемость, как неизменяем догмат, такое максималистское положение будет выдвинуто из среды борцов с иконоборцами, особенно если учитывать глубочайший кризис, в который иконоборчество ввергло и эти отношения между императорской властью и иерархическим началом Церкви.