Итак, исторически наиболее непосредственной почвой для оформления собственно византийского типа власти и политического образа самосознания является римская традиция и римский образ властителя. И мы видели, каким непростым путем он преобразуется из республиканского в собственно имперский. И восточные мотивы находят возможность вписаться в облик римского императора, но определяют этот образ и этот тип власти не эти мотивы, а ряд внутренних перемен, обнаружение целой совокупности внутренних тенденций и в политической, и в философской, и в религиозно-политической жизни самой римской государственности и самого римского общества. Это такой образ власти, который не однороднен и, тем самым, допускает возможность внутреннего пресуществления, перестройку этих элементов. В одну эпоху может получить значение восточный элемент, тогда потеснятся все другие, но может быть и другой поворот. И нашей задачей было обратить внимание на внутреннюю динамику, историзм как некую внутреннюю стихию само,й политической римской власти. Шаг за шагом внутри себя она допускала возможность неких корректив, восполнений, перестроек и т.д., и это позволит видеть заметные изменения в характере этой власти не как нечто абсолютно случайное или произвольное, а как что-то сообразное или, во всяком случае, возможное изнутри самой этой римской власти.

Но для того, чтобы понять, как она могла измениться или воспринять нечто существенное для византийской истории, для её византийского способа осуществления, мы не можем не сказать о ВЗ-х представлениях о царской власти, которые не могли не быть восприняты в сознательную ориентацию христианского императора.

17.03.99

Рассмотрим характер библейского содержания царской власти, царственности в соотношении с вышесказанным о восточных политических традициях в общем смысле и греко-римской традиции, которая к эпохе легализации христианства устойчиво состоялась как традиция имперского способа властвовать - как такая традиция, которая сосредоточивала власть в руках одного человека и мыслилась как безусловная и даже божественная, потому что император обожествлялся, существовал его культ. Хотя мы всё сделали для того, чтобы указать на другой образ происхождения, значит на другой состав в природе этого типа власти, но мы видим, как формально-исторически в лице императора Римского тоже сосредоточена судейская власть (он источник закона), военная власть (исконно) и религиозная власть (он - pontifex maximus).

Республиканская традиция управления на фоне и в связи с развитием определенной совокупности стоически ориентированных историософских космологических представлений сделало свое дело и иначе интонировало в смысловом отношении, чем то, что мы имеем как имперский характер власти в римской политической традиции.

В библейской традиции всё обстоит ещё более сложно, и тем самым исторически плодотворно. Смысловая сложность, иногда даже противоречивость, многозначность как характер представлений о власти, характер самого способа властвовать, чем более он неоднозначен или даже неоднороден, тем он исторически плодотворнее, т.е. он раскрыт к тому, чтобы обращаться с историей не как с материей для своего осуществления, а и как к тому, в чем самая эта власть, эта политическая традиция растет, перерастает себя и тем самым оказывается наиболее плодотворной.