1 Порфирий. Жизнь Пифагора, § 40; Эпиктет. Беседы, III, 10, 3 (trad. Souilhe)10*

2 Гален. О распознании и врачевании страстей, свойственных душе всякого человека. — Galien. L'Ame et ses passions, ed. et trad. V. Barras, T. Birchler, A.-F. Morand. Paris, 1995, p. 23.

3 Сенека. О гневе. III, 36, 1—3; P. Rabbow. Seelenfiihrung... (см. с. 21, примеч. 2), S. 180—181.

В другом месте Сенека приводит такое сравнение с судебным процессом: “Сначала выступи против самого себя обвинителем, затем — судьей и только под конец — защитником”1. Здесь появляется то понятие “внутреннего суда” совести, которое мы найдем, в частности, у Гиерокла, комментирующего пифагорейские “Золотые стихи”2, и, в Новое время, у Канта3, заметившего по этому поводу, что, превращаясь в судью над самим собой, наше “я” раздваивается на умопостигаемое “я”, полагающее себе закон, став на точку зрения всеобщности, и “я” чувственное, индивидуальное. У Сенеки мы тоже обнаруживаем раздвоение, заключенное в аскезе и в акте самосознания. “Я” отождествляет себя с объективным и бесстрастным Разумом.

Можно предположить, что самоанализ иногда практиковался в письменной форме. На эту мысль наводит совет Эпиктета4 тщательно наблюдать за частотой своих прегрешений — отмечать, к примеру, гневаешься ли каждый день, или через день, через два, через три дня5.

Но исследование совести обычно не исчерпывается подобными частностями. Это не столько подведение итога состоянию души — положительного либо отрицательного, — сколько способ восстановить самосознание, оживить внимание к самому себе, усилить влияние разума. Такой вывод мы делаем, читая, например, как Марк Аврелий6 призывает себя готовиться к трудностям, с которыми он столкнется при общении с другими людьми, и напоминает себе главные жизненные принципы взаимоотношений с окружающими. Так же и Гален7 рекомендует, поднявшись с постели, прежде чем браться за дневные дела, задавать себе вопрос, что лучше: жить в рабстве у страстей или, наоборот, всегда и всюду прибегать к рассуждению. Эпиктет тоже советует беседовать с собою по утрам, напоминая себе не только об успехах, каких надлежит добиться, но и о принципах, которые должны управлять нашими поступками:

1 Сенека. Письма, XXVIII, 911*.

2 Hierocles. In Aureum [...] Carmen Commentarius, XIX (40—44), ed. F.W. KOhler. Stuttgart, 1974, p. 80, 20; Commentaire sur les Vers d'or, trad. M. Meunier, p. 222.

3 Кант. Метафизика нравов, II. Метафизические начала учения о добродетели, 1, 1, § 13. — Kant. Metaphysique des moeurs, trad. A. Renaut. Paris, 1994, t. II, p. 295.

4 Эпиктет. Беседы, II, 18, 12.

5 /. Hadot. Seneca... p. 70; Р. Rabbow. Seelenfdhrung... S. 182.

6 Марк Аврелий. Размышления, II, 1.

7 Гален. О распознании... (р. 19).

[...] Сразу же как встанешь на заре, размышляй: “Чего мне недостает для неподверженности страстям? Чего — для невозмутимости ? Кто такой я ? Бренное тело ли, имущество ли, добрая слава ли? Ничто из этого. Но — что? Я живое существо, обладающее разумом”. Каковы же требования к нему? Вновь и вновь обдумывай все содеянное тобой: “В чем преступил я относящееся к благоденствию? Что сделал недружественного или необщественного, или недоброжелательного? Какой мною долг не исполнен во всем этом?” 1

Нам открываются и более широкие горизонты, когда Эпиктет, призывая философа уметь жить наедине с собой, приводит ему в пример Зевса, который, оставшись в одиночестве после очередного воспламенения мира перед началом нового космического цикла, “пребывает с самим собой, находит спокойствие в самом себе, размышляет о своем управлении, каково оно, занят мыслями, подобающими ему”.