1 Порфирчй. Жизнь Плотина, 11, 13.

2 Eunape. Vie des philosophes et dcs sophistes, p. 57, 10—18 Giangrandc;

см.: R. Goulet. Art. “Aidesius de Cappadoce”. — Dictionnaire des philosophes antiques, t. I, p. 74.

3 Плутарх. О слушании, 43 d.

Большинство, продолжает Плутарх, смотрит на философов как на софистов, которые, встав с преподавательского кресла и отложив свои книги и руководства, “в реальных жизненных обстоятельствах” оказываются слабее остальных людей, однако образ жизни истинных философов опровергает это мнение.

Итак, античные философы практиковали разного рода врачевание души, упражняясь в рассуждениях и речах, заключающих в себе побуждение, порицание, утешение или наставление. В Греции со времен Гомера и Гесиода знали, что желания и наклонности людей можно изменить, умело подбирая слова, способные убеждать'. В русле этой традиции в эпоху софистов были составлены правила риторического искусства. Философское духовное руководительство, как, впрочем, и духовные упражнения, с помощью которых индивидуум пытается воздействовать на самого себя, коренным образом изменить себя, конечно же, не обходится без риторических приемов, способствующих обращению и убеждению человека.

Главное то, что традиция духовного руководительства и врачевания душ привела античных философов к глубокому знанию “человеческого сердца”, его осознанных либо бессознательных побуждений, его сокровенных устремлений, чистых или порочных. В платоновском “Федре” была показана, в общем виде, возможность такой риторики, которая приспосабливала бы разного рода речи к разным типам человеческих душ. Здесь содержалась целая программа духовного наставничества. II книга “Риторики” Аристотеля отчасти воплощает этот замысел, излагая все, что надо знать о предрасположениях слушателя, обусловленных, например, влиянием на него страстей, его положением в обществе или возрастом. Очень важны также описания добродетелей и пороков в Аристотелевых “Этиках”, долженствующие просветить законодателя касательно того, как управлять людьми. Мы видели, что в эпикурейском трактате “О свободоречии” тщательно разбирались чувства, порождаемые в индивидууме укорами, раскаянием, сознанием своей вины. У эпикурейца Лукреция и стоика Сенеки мы встретим замечательное изображение мук, которым порой подвергает себя человеческая душа:

1 См.: /. de Romilty. “Patience mon coeur!” L'Essor de la psychologie dans la litterature grecque classique. Paris, 1984.

Так-то вот каждый бежит от себя и, понятно, не может Прочь убежать; поневоле с собой остается в досаде [...]1;

отвращения к жизни, доходящего “до тошноты” и заставляющего вопрошать: “Доколе все одно и то же?”2; колебаний на пути к философии, описанных Сенекой в начале трактата “О спокойствии духа”, где он приводит признание своего друга Серена:

Внимательно наблюдая самого себя, я увидел в себе недостатки, из которых иные столь явственны, что я могу потрогать их рукою, иные скрыты от взора, иные же не постоянны, но возвращаются лишь по временам [...] Мое обычное состояние таково: я, сказать по совести, не избавился еще от прежних своих страхов и чувств неприятия и отвращения, но и не нахожусь теперь уже в их власти3.

Серен обстоятельно анализирует свою нерешительность, свои колебания между простой жизнью и жизнью в роскоши, между деятельной жизнью, поставленной на службу людям, и досугом, приносящим покой, между желанием обессмертить себя в литературном творении и стремлением писать только ради нравственной пользы.

Весьма интересные замечания мы найдем также в подробном комментарии, который неоплатоник Симпликий посвятил “Руководству” Эпиктета.