1 См.: R. Goulet. Art. “Axiothea”. — Dictionnaire des philosophes antiques, ed. R. Goulet, t. I. Paris, 1994, p. 691.

2 К. Gaiser. Philodems Academica, S. 148.

3 См.: R. Schaerer. La Question platonicienne, p. 171. И. Миттельштрасс (/. Mittelstrass. Versuch tiber den sokratischen Dialog, S. 26) обращает наше внимание на то, что с таким стиранием индивидуального облика Сократа сопряжена опасность перехода от диалога к монологу, от философской “формы жизни” к “профессиональному философскому исследованию”.

4 R. Schaerer. Op. cit, p. 67.

В. Гольдшмидт3, которого нельзя заподозрить в том, что он недооценивал систематический аспект доктрин, дал этому факту наиболее убедительное объяснение: диалоги должны были не “информировать”, а “формировать”. Такова глубинная направленность всей философии Платона. Цель свою он видел не в том, чтобы построить теоретическую систему действительности и затем “информировать” о ней читателей, написав ряд диалогов, методически излагающих эту систему, — его задача иная: “формировать”, т.е. преображать, индивидуумов, помогая читателям, как бы присутствующим при диалоге, осознать требования разума и в конечном итоге нормативное содержание понятия блага.

С точки зрения воспитательной, роль письменного диалога заключается, прежде всего, в том, чтобы научить читателей правильно применять рациональные методы, методы диалектические, а также и геометрические, которые позволят им во всякой сфере деятельности овладеть искусством измерения и определения. Об этом Платон толкует в длинном рассуждении, введенном в диалог “Политик”:

Если бы кто-нибудь спросил нас относительно беседы, касающейся изучения грамоты: когда задается кому-нибудь вопрос, из каких букв состоит некое имя, ради чего предпринимается это исследование — ради самого предложенного вопроса или ради того, чтобы стать более знающим во всех вопросах, которые могут быть поставлены, — как бы мы на это ответили? — Разумеется, чтобы знать всё. — А как же обстоит дело с нашим исследованием политика? Предпринимается ли оно ради него самого или же для того, чтобы стать более сведущими в диалектике всего? — Разумеется, ради последнего [...] Когда же речь идет о том, чтобы как можно скорее и легче решить поставленную задачу, разум велит стремиться к этому лишь во вторую, не в первую очередь. Более всего и в первую очередь он велит почитать сам способ решения [...]4

1 R. Schaerer. Op. cit., р. 174: это, как пишет Аристотель (Поэтика, 1447b), произведения подражательные и поэтические.

2 L. Brisson. Presupposes... p. 480.

3 V. Goldschmidt. Les Dialogues de Platon. Paris, 1947, p. 3.

4 Политик, 285 c—d, 286 d.

Это не исключает того, что диалоги имеют и определенное теоретическое содержание', поскольку они, как правило, четко ставят какую-либо проблему и предлагают или, по крайней мере, пытаются предложить ее решение. Каждый диалог образует единое целое, но различные диалоги не обязательно согласуются между собой. Примечательно, что в некоторых из них — например, в “Пармени-де” и “Софисте” — обсуждаются условия возможности диалога: здесь мы видим стремление сформулировать все неявные допущения, на которых основывается этика подлинного диалога или, иначе, платоновский выбор образа жизни. Действительно, чтобы собеседники могли понимать друг друга, а точнее сказать, чтобы они могли понимать друг друга, избирая благо, они должны предположить существование “нормативных ценностей”, не зависящих от обстоятельств, от человеческих соглашений и от самих индивидуумов и составляющих основание рациональности и правильности рассуждения: