1 Секст Эмпирик. Пирроновы положения, III, 280, Dumont, p. 212.

А.-Ж. Вёльке сближает эту “филантропию” с человеколюбием древних врачей

(Ор. cit., p. 109).

2 Секст Эмпирик. Пирроновы положения, I, 27—30, Dumont, p. 13—14м*. 3 Пирроновы положения, I, 36—39, Dumont, p. 49; Д.Л., IX, 79—88.

Этот философский дискурс приводит к ероспё, т.е. к воздержанию от принятия догматических философских дискурсов, включая и сам скептический дискурс: он подобен очистительному лекарству, изгоняемому вместе с гуморами, выделение которых он вызывает2. А.-Ж. Вёльке правомерно сближает эту позицию с позицией Витген-штейна, отбрасывающего в конце “Трактата” сформулированные в нем положения и противопоставляющего философию как патологию философии как целительному средству3. Что же остается после такого уничтожения философского дискурса философским дискурсом? Остается образ жизни, который притом будет нефилософским. Сама жизнь4, та повседневная жизнь, какую ведут все, станет жизненным правилом скептика: он будет попросту использовать, наравне с профанами, свои природные способности, чувства и разум, применяться к обычаям, законам, установлениям своей страны, следовать своим естественным наклонностям и влечениям: есть, когда он голоден, пить, когда почувствует жажду. Наивный возврат к простоте? Может быть, и так, но речь идет о философе, который отнюдь не наивен. Ибо, уверенный в том, что невозможно знать, являются ли такая-то вещь, такое-то событие лучшими, чем другая вещь или другое событие, скептик обретет душевный покой благодаря воздержанию от всякого оценочного суждения о вещах — воздержанию, которое в тяжкую минуту облегчит его боль и страдания, не позволяя ему обострять чувство боли и ужесточать посланные судьбой испытания мучительной мыслью, что это — зло. 1 Д.Л, IX, 88.

2 Секст Эмпирик. Пирроновы положения, I, 206; II, 188; A.-J. Voelke. Op. cit., p. 123 et suiv.

3 A.-J. Voelke. Op. cit., p. 116.

4 Секст Эмпирик. Против эгиков, 141—166, Dumont, p. 206—212.

При всех обстоятельствах он будет описывать только, что он испытывает, что ему является, ничего не прибавляя относительно того, каковы вещи сами по себе или какова их ценность; он довольствуется тем, что изъясняет свое чувственное представление и состояние своей чувствительности, не присовокупляя к этому никакого мнения1. Впрочем, подобно эпикурейцам и стоикам, скептик, дабы постоянно помнить о своем жизненном выборе, пользуется краткими и емкими формулировками2, например: “не более это, чем то”, “возможно”, “все неопределенно”, “все невоспринимаемо”, “всякому рассуждению противостоит равное”, “воздерживаюсь от суждения”. Итак, скептический образ жизни тоже требует упражнения мысли и воли. Следовательно, можно сказать, что это философский жизненный выбор нефилософского образа жизни.

VIII. ФИЛОСОФСКИЕ ШКОЛЫ В ЭПОХУ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

Общая характеристика

Новые школы

В течение эллинистического периода и в начале эпохи римского завоевания философские учебные заведения были сосредоточены, как мы видели, главным образом в Афинах. Но все они, за исключением школы Эпикура, прекратили свое существование, по-видимому, в последние годы Римской республики или в начале императорского периода — вследствие весьма сложного стечения исторических обстоятельств, среди которых разгром Афин Суллой (86 г. до н.э.) был, возможно, не самым главным. С I в. до н.э. философские школы открываются во многих городах Римской империи, и в частности в Азии; особенно много их в Александрии и Риме1. Отсюда — коренное изменение методов преподавания философии. Существуют по-прежнему всего четыре крупные школы, если, конечно, под “школой” подразумевать идейное направление: