Семинарская и святоотеческая православные библиотеки. |
|
— с “Федра”, из-за речи Лисия.
Есть даже такие, кто собирается читать Платона не для того чтобы сделать жизнь
свою лучшей, а чтобы украсить свой язык и стиль, не затем чтобы стать умеренней
в притязаниях, а затем чтобы придать себе больше привлекательности. Итак, изучать философию — значит
для платоников читать Платона и, добавим, для аристотеликов — читать
Аристотеля, для стоиков — Хрисиппа, для эпикурейцев — Эпикура. Кроме того, из
этого рассказа нам ясно, что в школе Тавра Платона читают в определенном
порядке, соответствующем программе обучения, т.е., в сущности, ступеням
духовного прогресса. Ибо в процессе чтения, говорит Тавр, человек должен
становиться лучше и скромнее. Впрочем, такая перспектива, кажется, не особенно
вдохновляет слушателей. Есть еще немало других
свидетельств, подтверждающих тот факт, что курс философии теперь посвящен, в
первую очередь, чтению и толкованию текстов. Например, ученики стоика Эпиктета
комментируют Хрисиппа1. У неоплатоника Плотина урок начинается с чтения
комментаторов Аристотеля и Платона, после чего Плотин предлагает свое толкование
комментированного текста2. В предшествующий период
преподавание было почти полностью устным: учитель и ученик вели между собой
диалог; говорил философ, говорили ученики, упражняясь в устной речи. В каком-то
смысле можно сказать, что, обучаясь говорить, слушатели учились жить. Теперь же
философию изучают путем чтения текстов, но речь не идет об одном только чтении:
курсы философии состоят в устных упражнениях по объяснению письменных текстов.
Весьма показательно, что начиная с III в. н.э. почти все философские сочинения
представляют собой записи устного комментария к тексту, сделанные учителем либо
учеником, или по крайней мере, как многие трактаты Плотина, рассуждения по
“вопросам”, поставленным текстом Платона. 1 Эпиктет. Руководство, § 49; намеки на
комментирование текстов в учебном курсе содержатся в “Беседах”: I, 10, 8; I,
26, 13. 2
Порфирш. Жизнь Плотина, 14, 10. — Porphyre. Vie de Plotin, t. II, trad. et
comm. par L. Brisson et autres. Paris, 1992, p. 155; см. также исследование М.-О. Гуле-Казе (t. I,
р. 262-264). Отныне спорят не о самих
проблемах, толкуют не о самих вещах, а о том, что говорят относительно проблем
и относительно вещей Платон, или Аристотель, или Хрисипп. Воп-рос “Является ли мир вечным?”
сменяется экзегетическим вопросом “Можно ли считать, что Платон полагает мир вечным, если он признает в
“Тимее” Демиурга мира?”. В действительности, трактуя этот вопрос, поставленный
в экзегетической форме, обсуждают в конечном итоге основную проблему, вкладывая
в платоновские, аристотелевские или другие тексты тот смысл, какой хотели бы в
них усмотреть. Главное теперь — всегда брать за
отправной пункт какой-либо текст. М.-Д. Шеню прекрасно определяет средневековую
схоластику как “рациональную форму мысли, сознательно и охотно развиваемую на
основе некоторого текста, почитаемого авторитетным”1. Если принять эту
дефиницию, то можно сказать, что философский дискурс начиная с I в. до н.э. постепенно
превращается в некую схоластику, преемницей которой станет схоластика Средних
веков. Мы уже видели, что с определенной точки зрения этот период был началом
эпохи профессоров. И одновременно — эпохи учебников
и компендиумов, предназначенных доставлять материал для устных школьных
докладов или посвящать учащихся, а может быть, и широкую публику в доктрины
того или иного философа. Так, до нас дошли труд знаменитого римского ритора
Апулея “Платон и его учение”, “Учебник платоновской философии”, написанный
Алкиноем, “Эпитома” (краткое изложение догматов разных школ) Ария Дидима. |
Одна из икон дня: Сегодня: |
Наши партнеры: |