В социальном отношении феодальная верхушка Мистры не была однородной. Чиновничья и служилая знать, пришедшая из Византии с деспотами, с течением времени акклиматизировалась в Пелопоннесе и стала приобретать земельные владения, вступив в конфликт с местной аристократией, состоявшей из крупных земельных собственников. Как известно, в Морейской хронике (особенно в греческой версии) констатируется факт существования на Пелопоннесе до и в период завоевания его крестоносцами весьма развитой системы проний.¹¹ Надо сказать, что нам это всегда казалось в высшей степени неожиданным.¹² Когда, в какое время совершился этот аграрный переворот? Право раздачи проний в Византии составляло прерогативу императорской власти (что и явилось причиной отсутствия иерархической формы собственности и ленных отношений в Византии), но нет, насколько нам известно, документов, которые бы юридически оформляли право какого-либо прониара на владение в Пелопоннесе. Да и трудно представить себе интерес императорской власти к этой отдаленной провинции, какую представлял собой Пелопоннес вплоть до XIV в. Вот почему с особым вниманием должны быть встречены работы Якоби по пересмотру данных Морейской хроники и ее терминологии для характеристики поземельных отношений на Пелопоннесе. Исследовав соотношение всех четырех версий Морейской хроники (французской, греческой, арагонской и итальянской), Якоби убедительно показал, что редакцию греческой версии отделяет по крайней мере полтора столетия от описываемых в ней событий, связанных с франкским завоеванием Мореи.¹³ За этот период в сфере поземельных отношений франкской и византийской Мореи произошли важные изменения, выразившиеся в распространении здесь института условного феодального землевладения (держания) — пронии, аналогичного западноевропейскому фьефу.¹⁴ Категории именно этого современного ему института использует автор греческой Морейской хроники для характеристики поземельных отношений полуторастолетней давности, создавая тем самым совершенно превратную картину.¹⁵ Поэтому, рассматривая поземельные отношения на Пелопоннесе до и в период франкского завоевания, нужно в первую очередь опираться на источники того времени, как бы скудны они ни были. В частности, очень интересны данные, содержащиеся в известном документе Partitio Romaniae, закрепившем раздел империи между Венецией и крестоносцами в марте 1204 г.¹⁶ Среди прочего в нем дается описание крупных земельных владений в Пелопоннесе, как государственных (micra et megali episkepsis),¹⁷ так и находящихся во владении {52} отдельных родов, в частности Вранов (pertinentia de Brana), Кантакузинов (pertinentia de Cantacuzeno),¹⁸ дочери императора Алексея III Ангела Ирины (filie imperatoris Kyrialexii), земли монастырей и т. д. Якоби называет эти владения то «апанажами» в духе Арвейлер, то, сомневаясь в существовании проний в Греции в эпоху франкского завоевания, считает, что там «разве что были вотчинные, родовые земли» (terres patrimoniales).¹⁹ Думается, что говорить о существовании «апанажей» на Пелопоннесе в эту эпоху нет оснований, и поскольку мы не можем обнаружить следов аграрного переворота в этой византийской провинции, то закономерно предположить непрерывное существование здесь того крупного родового наследственного землевладения, которое засвидетельствовано уже для X в. Горянов пишет, что «ко времени Латинской империи византийские феодальные держания (на Пелопоннесе, — И. М.) уже давно переходили по наследству, κατ λόγον γονικότητος».²⁰ Нам кажется, что крупное землевладение на Пелопоннесе, во-первых, не было держанием, во-вторых, оно и не переставало быть наследственным.