Тем не менее Византийская империя продолжала называться Римской империей, а император официально именовался βασιλες τν ’Ρωμαίων. Слово «эллин» издавна было для византийцев синонимом язычника. Но в конце XIV в. и в первой половине XV в. произошло любопытное изменение — внезапное пробуждение греческой национальности. В сочинениях писателей этой эпохи вдруг снова появляются имена Перикла, Фемистокла, Эпаминонда и воспоминания о том, что эти великие предки некогда сделали «для общественного блага, для родины». В этих сочине-{59}нях слово «эллин» принимает новое значение. Гемист Плифон в докладной записке Мануилу II при его посещении Пелопоннеса писал: «Мы, повелителем и императором которых вы являетесь, происходим от расы греков, как об этом свидетельствуют наш язык и традиции нашей родины». Аргиропул умоляет Константина Драгаса принять титул императора греков. «Только этот титул сможет обеспечить благополучие свободных греков и освобождение их братьев-рабов». И в любопытном отрывке почти пророческого характера историк Халкокондил писал: «Влияние греческого языка велико и еще возрастет в тот день, когда греческий император и его преемники восстановят греческую империю, где объединенные сыны эллинов будут сами управлять собой и образуют нацию».

Конечно, эти иллюзии кажутся странными в тот исторический момент, когда турки уже стоят у ворот Константинополя и Мухаммед II готовится разрушить Византийскую империю. Тем не менее остается замечательным фактом, что в умирающей Византии эллинизм снова напряг все свои духовные силы и последним лучом озарил наступивший мрак как бы с тем, чтобы вызвать тени славного прошлого и возвестить о будущем. И, может быть, если бы Византийская империя не погибла, она, усвоив эти идеи, обрела бы свой подлинный национальный облик. {60}

ГЛАВА V

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

Немного было в мире государей, обладавших большей властью, чем византийский император. Немного было государств даже в средние века, развивших более совершенную концепцию монархической власти. Наследник римских цезарей, правитель Византии был imperator, то есть одновременно военный вождь и законодатель. Под влиянием Востока он сделался автократором, деспотом, а начиная с VII в. басилевсом, то есть императором по преимуществу, государем, располагающим абсолютной властью. Наконец, христианство превратило его в божьего избранника и помазанника, представителя бога на земле, его наместника во главе армии и, как говорили в Византии, в равноапостольного государя — isapostolos. Чтобы еще более поднять авторитет личности императора, Византия окружила его всей сложностью этикета, всем блеском церемониала1; художники изображали императоров и даже императриц с нимбом вокруг головы, как святых. Но, с другой стороны, немногие государства переживали столь частые перевороты. Подсчитано, что с 395 по 1453 г. из 107 государей, занимавших трон Византии, только 34 умерли своей собственной смертью, 8 — на войне или жертвами случая; остальные отреклись, добровольно или {61} уступая насилию, или же умерли насильственной смертью, будучи отравлены, заколоты кинжалом, удавлены, искалечены; за 1058 лет насчитывается в общей сложности 65 дворцовых переворотов, совершенных улицей или казармой, и Моммзен имел право сказать, что Византийская империя — это «абсолютизм, умеряемый переворотом или убийством». Здесь мы встречаемся с очевидным противоречием, вызывающим удивление, и на этой основе выдвигается политическая проблема, причины и последствия которой необходимо определить.