Глава вторая
СЕРДЦЕ КАК ОРГАН ВЫСШЕГО ПОЗНАНИЯ
УЖЕ во времена древних греков слова , означали не только сердце в прямом значении, но также душу, настроение, взгляд, мысль, даже благоразумие, ум, убеждение и т. д.
"Народное чутье" уже издавна верно оценило важную роль сердца в жизни человека. Сердце перестает биться - жизни пришел конец, поэтому некоторые называют сердце "мотором жизни". Мы хорошо теперь знаем, насколько физическое и духовное благополучие зависит от правильной функции сердца.
Нам приходится в повседневной жизни слышать о том, что сердце "страдает", "болит" и т. д. В художественной литературе, в беллетристике можно найти выражения: "Сердце тоскует", "радуется", "чувствует" и т. д. Таким образом, сердце сделалось как бы органом чувств, и притом чрезвычайно тонким и универсальным.
Остановиться на этом необходимо потому, что все указанные явления в своей основе имеют глубокий физиологический смысл, - говорит И. П. Павлов. В отдаленную эпоху, когда наши предки находились в зоологической стадии развития, на все раздражения, получаемые ими, они реагировали почти исключительно мускульной деятельностью, преобладающей над всеми остальными рефлекторными актами. А мышечная деятельность теснейшим образом связана с деятельностью сердца и сосудов. У современного цивилизованного человека мускульные рефлексы почти уже сведены до минимума, связанные же с последними изменения сердечной деятельности сохранились хорошо...
Современный цивилизованный человек путем работы над собой приучается скрывать свои мышечные рефлексы, и только изменения сердечной деятельности все еще могут указать нам на его переживания. Таким образом, сердце и осталось для нас органом чувств, тонко указывающим наше субъективное состояние и всегда его изобличающим. Для врача надо отметить, что насколько хорошо происходит регуляция сердечной работы, обусловленной мышечной деятельностью, конечно, не чрезмерной, настолько же плохо происходит регуляция сердечной работы при различных волнениях, кои не ведут к мышечной работе. Оттого так легко поражается сердце у лиц свободных профессий, несущих легкий физический труд, но зато чрезмерно подверженных жизненным треволнениям.
Так судит о сердце патологоанатом ("О смерти человека") и великий физиолог академик И. П. Павлов ("Курс физиологии" под редакцией проф. Савича, 1924).
Прибавим к этому еще некоторые замечания. Иннервация сердца поразительно богата и сложна. Оно все оплетено сетью волокон симпатической нервной системы и через нее теснейшим образом связано с головным и спинным мозгом. Целую систему церебральных волокон получает оно от блуждающего нерва, по которым передаются ему многосложные воздействия центральной нервной системы и, весьма вероятно, посылаются в мозг центростремительные чувственные импульсы сердца. Мало еще изучены и полны неизвестности функции симпатической и вегетативной нервной системы, но уже теперь вполне ясно, что они глубоко важны и многосторонни. И что особенно важно для нас, этим нервным узлам и волокнам несомненно принадлежит очень важная роль в физиологии чувствительности.
Таким образом, наши анатомо-физиологические знания о сердце не только не мешают, а скорее даже побуждают нас считать сердце важнейшим органом чувств, а не только центральным мотором кровообращения.
Но Священное Писание говорит нам о сердце гораздо больше. О сердце речь идет чуть ли не на каждой странице Библии, и впервые читающий ее не может не заметить, что сердцу придается значение не только центрального органа чувств, но и важнейшего органа познания, органа мысли и восприятия духовных воздействий. И больше того: сердце по Священному Писанию есть орган общения человека с Богом, а следовательно, оно есть орган высшего познания.
Поистине всеобъемлюща, по Священному Писанию, роль сердца в области чувства. Оно веселится (Иер. 15, 16; Есф. 1, 10; Пс. 103, 15; Притч. 15, 13; 15, 15; 17, 22; Суд. 16, 25), радуется (Плач. 5, 15; Притч. 27, 9; Притч. 15, 30; Ис. 66, 14; Пс. 12, 6; 15, 9; Притч. 23, 15; Еккл. 2, 10), скорбит (Пс. 12, 3; Иер. 4, 19; Пс. 24, 17), терзается до того, что псалмопевец кричит (Иер. 4, 19; 4 Цар. 6, II; Пс. 72, 21), рвется от злобы (Деян. 7, 54) и горит трепетным предчувствием у Клеопы (Лк. 24, 32). Оно негодует на Господа (Притч. 19, 3), в нем гнездится гнев (Еккл. 9, 3), прелюбодейная страсть (Мф. 5, 28), зависть (Иак. 3, 14), надменность (Притч. 16, 5), смелость и страх (Пс. 26, 3; Лев. 26, 36), нечистота похотей (Рим. 1, 24), его сокрушают поношения (Пс. 68, 21). Но оно воспринимает и утешения (Флм. 1, 7), способно к великому чувству упования на Бога (Пс. 27, 7; Притч. 3, 5) и сокрушению о грехах своих (Пс. 33, 19), может быть вместилищем кротости и смирения (Мф. II, 29).
Помимо этой полноты чувствований, сердце обладает высшей способностью ощущать Бога, о которой говорит ал. Павел в Афинском Ареопаге: ...дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли... (Деян. 17,27).
Об ощущении Бога или, вернее, благодатных воздействий Духа Божия на сердце говорят многие подвижники благочестия, многие преподобные. Все они более или менее ярко ощущали то же, что и св. пророк Иеремия: было в сердце моем, как бы горящий огонь (Иер. 20,9).
Откуда этот огонь? Нам отвечает св. Ефрем Сирин, великий таинник Божией благодати: Недоступный для всякого ума входит в сердце и обитает в нем. Сокровенный от огнезрачных обретается в сердце. Земля же возносит стопы Его, а чистое сердце носит Его в себе и, прибавим мы, созерцает Его без очей по слову Христову: блаженни чистии сердцем, яко тии Бога узрят. Подобное же читаем и у Иоанна Лествичника: Огонь духовный, пришедший в сердце, воскрешает молитву: по воскресении же и вознесении ее на небо бывает сошествие огня небесного в горницу души.
А вот слова Макария Великого: Сердце правит всеми органами, и когда благодать займет все отделения сердца, господствует над всеми помыслами и членами, ибо там ум и все помыслы душевные... Ибо там должно смотреть, написана ли благодать закона духа.
Где там? В главном органе, где престол благодати и где ум и все помыслы душевные, т. е. в сердце.
Не будем умножать подобных же высказываний живших глубочайшей духовной жизнью. Их немало можно найти в "Добротолюбии". Все они по собственному опыту говорят о том, что при добром и благодатном устроении души ощущается в сердце тихая радость, глубокий покой и теплота, всегда возрастающие при неуклонной и пламенной молитве и после добрых дел. Напротив, воздействие на сердце духа сатаны и слуг его рождает в нем смутную тревогу, какое-то жжение и холод и безотчетное беспокойство.
Именно по этим ощущениям сердца советуют подвижники оценивать свое духовное состояние и различать Духа света от духа тьмы.
Но не только такими, более или менее смутными ощущениями ограничивается способность сердца к общению с Богом. Как это ни сомнительно для неверующих, мы утверждаем, что сердцем можно воспринимать вполне определенные внушения прямо как глаголы Божий. Но это удел не только святых. И я, подобно многим, не раз испытывал это с огромной силой и глубоким душевным волнением. Читая или слушая слова Священного Писания, я вдруг получал потрясающее ощущение, что это слова Божий, обращенные непосредственно ко мне. Они звучали для меня как гром, точно молния пронизывала мой мозг и сердце. Отдельные фразы совершенно неожиданно точно вырывались для меня из контекста Писания, озарялись ярким ослепительным светом и неизгладимо отпечатывались в моем сознании. И всегда эти молниеносные фразы, Божий глаголы, были важнейшими, необходимейшими для меня в тот момент внушениями, наставлениями или даже пророчествами, неизменно сбывавшимися впоследствии. Их сила была иногда колоссальна, потрясающа, несравнима с силой каких бы то ни было обычных психических воздействий.
После того, как я, отчасти по независящим от меня обстоятельствам, оставил на несколько лет свое архиерейское служение, однажды во время всенощной, когда было должно начаться чтение Евангелия, я неожиданно почувствовал волнение от смутного предчувствия, что сейчас произойдет нечто страшное. Раздались слова, которые я сам часто спокойно читал: Симоне Ионии, любиши ли Мя паче сих?.. Паси агнцы Моя. Этот Божий укор, призыв к возобновлению оставленного служения внезапно потряс меня так могуче, что я до конца всенощной дрожал всем телом, потом всю ночь не сомкнул глаз, и около 1,5 месяцев после того при каждом воспоминании об этом необычайном событии меня потрясали рыдания и слезы.
Пусть нво Божие" (Фил.
1.12,14, след.). Из замечательных мученических Деяний Перепетуи и
Фелицитаты мы знаем, что Перепетуе и Сатуру было дозволено из темницы
написать рассказ о их страданиях, что путем подкупа стражи удалось на
время улучшить их содержание и что начальник стражи допускал к ним в
темницу "многих братьев". О таком же положении мы узнаем для III века из
писем св. Киприана. В Апостольских Постановлениях есть наставление
собирать деньги для осужденных, между прочим, в целях подкупа стражи.
Мученик Памфил в тюрьме писал свою Апологию Оригена, в сотрудничестве с
Евсевием, который оставался на свободе. Так было в более поздние
времена, когда отношение власти к христианам стало круче. О временах св.
Игнатия и, по-видимому, о нем самом мы имеем неожиданное свидетельство
языческого писателя Лукиана Самосатского. В своей книге "о смерти
Перегрина" он высмеивает христиан. Перегрин одно время стал христианином
и достиг в христианской общине видного положения, стал пророком,
"начальником жертвоприношений", синагогом. По-видимому, Лукиан отчасти
при этом пародировал св. Игнатия. Перегрин посылает послания во все
значительные города Сирии с увещаниями, наставлениями и последними
заветами. Когда он был схвачен и заключен в темницу, христиане приняли
это как общественное несчастье. Руководящие люди подкупали стражу, чтобы
быть с ним, и даже из некоторых отдаленных городов Азии приходили к нему
христиане в качестве уполномоченных от своих общин, чтобы оказать
заступничество, вести защиту и утешить мужа. Это явное повторение фактов
из жизни св. Игнатия. Образ Перегрина у Лукиана - образ вымышленный, но
типический, и Лукиан подбирал характерные черты из христианской жизни
своего времени, о которой он знал немало.
3. Путь из Сирии в Рим был долгим. Мы знаем, что св. Игнатий был в
Филадельфии и хорошо познакомился с тамошними церковными
обстоятельствами. Впоследствии он горячо одобрял тамошнего епископа.
Более продолжительной была остановка в Смирне. Здесь он принял
уполномоченных от Церквей из Ефеса, Тралл и других мест, собравшихся
вместе для встречи с ним. С любовью встретил св. Игнатия бл. Поликарп,
епископ Смирнский. В посланиях к Смирнской Церкви и к епископу Поликарпу
св. Игнатий впоследствии вспоминает об отдельных благочестивых смирнянах
и входит во все обстоятельства смирнской церковной деятельности. Из
Смирны св. Игнатии отправил 4 послания: 3 в ответ на приветствия и
посольства в Ефес, Магнезию и Траллы, и четвертое в Рим. Это последнее
имеет дату - оно помечено девятым днем перед сентябрьскими календами
т.е. 24. VIII). Ефесская Церковь в глазах св. Игнатия имеет особую
важность, она тесно связана с апостольскою памятью, ефесских христиан он
называет "сотаинниками Павла" (XII. 2), и он утешается "любовью ефесцев".
Ефесцы тверды в вере, всецело преданы Богу (VIII. 1). Еще ярче и сильнее
похвалы св. Игнатия Римской Церкви. Он называет ее "председательствующей
в любви",Prokaqhmenh ths agaphs. Agaphs обозначает здесь любовь к Богу,
скорее, чем к ближним, и, может быть, означает вообще духовную жизнь и
церковное единство. Момента власти нет в этом отмечаемом св. Игнатием
"председательстве" Рима. Он хвалит чистоту веры Римских христиан.
Характерно, что о Римском епископе св. Игнатий совсем не упоминает. - Из
Смирны путь Игнатия лежал в Троаду. В Троаде его настигли послы,
принесшие весть об успокоении в Антиохии. Из Троады он пишет три
послания: в Смирну, особо к Поликарпу и в Фила- дельфию. Поликарпу он
поручает писать вместо него Церквам Востока, Церквам, которые между
Смирною и Антиохией, и призвать их разделить мир Антиохийской Церкви. Из
Троады путники морем переправились в Неаполь и оттуда по Via Egnatia
чрез Македонию отправились в Рим. Из Послания св. Поликарпа к
Филиппинцам мы знаем, что в Филиппах путников приняли с трогательною
любовью. Филиппинцы по наказу св. Игнатия обратились в Антиохию с
приветственным посланием и просили св. Поликарпа переправить его по
назначению. Вместе с тем они просили прислать им список со всех посланий
Игнатия. Св. Поликарп исполнил их просьбу. - За Филиппами св. Игнатий
скрывается от наших взоров. О его мученической смерти от зверей
упоминает Ориген. Подробно о св. Игнатии рассказывает в своей Истории
Евсевий. Год мученической его смерти точно не определим. Это было
приблизительно в 107-110 гг.
4. Св. Игнатий шел на мученическую смерть торжественно и радостно. Он
жаждет смерти, erwn tou apoqanein (Рим. VII. 2), стремится к страданиям,
но не уверен, достоин ли он, - достоин ли умереть за Христа. Все
Послание к Римлянам пронизано этим напряженным мученическим пафосом. Св.
Игнатий боится, что Римские христиане стараются освободить его от
мученической смерти, - если допустить, что он был осужден не во время
гонений и не за имя Христово, и был отправлен в Рим не столько на казнь,
сколько в жертву зверям и для игр в цирке, становится понятным, как в
Риме могли рассчитывать освободить его от смертной участи. Св. Игнатий и
пишет в Рим прежде всего для того, чтобы убедить не мешать ему стяжать
мученический жребий, стать истинным учеником Христовым. Он боится, как
бы не помешала ему слишком сильная любовь Римских братьев. "Я прошу вас
об одном - дайте мне принести Богу возлияние моей крови..." (Рим. II).
Он просит молиться о даровании ему силы, и внутренней и внешней, чтобы
стать христианином не только по имени, но и на деле (III). "Умоляю вас,
- восклицает Игнатий, - не оказывайте мне несвоевременного
благожелательства. Оставьте меня в добычу зверям, ибо чрез них я
приближусь к Богу". "Я - пшеница Господня, и пусть будет она размолота
зубами зверей, чтобы стать мне чистым хлебом Христовым". "Позаботьтесь
скорее, чтобы стали они моим гробом и ничего не оставили от тела моего,
и никого бы не затруднило мое погребение. И когда мир уже не увидит
моего тела, я стану истинным учеником Иисуса Христа. Молите Христа за
меня, чтобы чрез зубы зверей стать мне жертвою Богу... Доныне я раб. Но
страсть сделает меня вольноотпущенником Иисус Христовым, и воскресну в
Нем как свободный" (IV). "Лучше для меня умереть во Христа Иисуса, чем
царствовать до краев земли. Его взыскую, умершего за нас. Его жажду,
воскресшего ради нас. Вот когда я рождаюсь. Простите, братья: не мешайте
мне родиться в жизнь, не ищите моей смерти. Богу хочу я принадлежать...
Дайте мне идти к чистому свету: тогда я стану истинно человеком. Дайте
мне стать подражателем страсти (страданий) Бога моего". "Я все переношу,
чтобы спострадать Ему" (См. IV). Св. Игнатий не только сносит или терпит
безропотно страдания, он жаждет и ищет страдания и кровавой смерти. В
цепях он чувствует себя, как "в духовных жемчугах" (Еф. ХI). У него
пафос смерти, - и смерть означает для него истинную жизнь, подражание
умершему и воскресшему Христу, соединение с Ним. Мысль о избавлении от
назначенной казни представляется св. Игнатию диавольским наваждением, -
это князь века сего хочет вырвать его у Бога. Игнатий допускает, что в
Риме, может быть, ослабеет его решимость, и он просит наперед: "Если,
когда я буду среди вас, и стану просить вас, не слушайте меня. Но
послушайте того, что теперь я пишу вам. И вот, живой я пишу вам,
охваченный жаждой умереть. Мои страсти распяты, - нет во мне более
горючего вещества для огня. Но только живая вода, и журчит она во мне и
говорит - гряди ко Отцу... И не хочу я более жить по-человечески (VII-VIII).
И св. Игнатий подчеркивает, что это послание диктовано не плотью, но
ведением Божиим (VIII-3). У св. Игнатия мистический эрос мученичества,
мученического подражания Христу, жажда той чаши, которую испил Христос,
того крестного крещения, которым Христос крестился. Пред духовными очами
св. Игнатия ярок образ страждущего Христа. И те же чувства и упования
звучат у друга и ученика св. Игнатия, у св. Поликарпа Смирнского: уже на
костре, связанный и возложенный на него, как некая жертва всесожжения,
он молился с хвалой и благодарением: "Благословляю Тебя, что Ты в сей
день и час сподобил меня получить часть в числе мучеников и в чаше
Христа Твоего, воскресение жизни вечной и тела, в нетления Духа Святого.
Прими меня ныне в лицезрение Твое, как жертву тучную и благоприятную,
которую Ты, неложный и истинный Боже, предуготовал, предвозвестил и
совершил. За сие и за все восхваляю, благодарю и про- славляю Тебя, чрез
вечного Архиерея, Иисуса Христа, возлюбленного Сына Твоего"... Эта
торжественная молитва записана по памяти очевидцев в современном
описании мученической кончины св. Поликарпа. (Martyrorem Polycarpi,
Послание Смирнской Церкви к Филомелийцам, - и у Евсевия, IV. 15). Это
тот же круг, к какому принадлежал и св. Игнатий. Мученичество как
жертва, как соучастие в жертве Христовой, в его чаше, "подражание" Ему.
С этим связан древний взгляд на мучеников как Христоносцев. Сам Христос
выступает с мучениками на поле битвы, венчает их и вместе венчается,
говорил уже в III веке св. Киприан, - ipse condreditur, ipse in
certamine agonis nostre et coronal parites et coronatur. Св. Перепетуя
не страшилась предстоящего мучения, - "там будет Некто иной во мне. Кто
пострадает за меня, как и я за Него пострадаю". "Страждущий в нем
Христос", - говорят о мученике Саккте "акты мучеников Лионских и
Виеннских". "В сестре созерцали, даже телесными очами. Того, Который
распят за них, чтобы убедить верующих, что всякий, страждущий за славу
Христа, имеет общение с Богом живым"... Мученичество не героизм, но
жертвенное приобщение ко Христу, некое воскресение жизни и нетления. "В
час страдания мученики как бы отсутствуют из своих тел, или, скорее, -
Христос присутствует и сообщается с ними" (Mart. Polyc., II.2).
Мученический эрос св. Игнатия связан с тайнозрением, Игнатий не раз
ссылается на свои откровения. Дар пророчества или прозорливости, по
суждению древней Церкви, всегда был связан с мученическим подвигом, по
предсказанию Спасителя: "ибо в тот час дано будет вам, что сказать. Ибо
не вы будете говорить, но дух Отца вашего будет говорить в вас, научит
вас в тот час, что должно говорить". (Мф. Х, 19-20. Mp. XIlI, 11. Лк.
XII, 11-12).
5. Послания св. Игнатия сохранились в трех редакциях: пространной,
краткой и сокращенной. В краткой редакции известно семь посланий: к
Ефесянам, Магнезийцам, Траллийцам, Римлянам, Филадельфийцам, Смирнянам и
к Поликарпу. Эти же послания называет Евсевий (III.36). В пространной
редакции, кроме них, и притом в распространенном тексте, содержатся еще
восемь других, в том числе к Иоанну Богослову и к Деве Марии, с ответом
на него (сохранились только по латыни). Текст этой редакции
предстставляет переработку краткого и носит несомненные следы
догматического неправомыслия в духе ересей IV века. Фальсификацию того
же времени представляют и послания, не сохранившиеся в краткой редакции.
Сокращенная редакция известна в сирийском переводе, открытом Картоном в
1845 г. Сюда входят Послания к Ефесянам, Римлянам и Поликарпу. -
Подлинность посланий св. Игнатия в настоящее время не подвергается
сомнению. На них ссылаются Ириней, Ориген, непосредственно после
написания их св. Поликарп, заботившийся об их рассылке по Церквам.
Написаны они никак не позже последних годов Траяна, позже христиане не
подвергались казни на арене.
6. Св. Игнатий не был богословом, скорее - исповедником. Его послания -
не богословские рассуждения. Они напоминают апостольские послания, по
стилю, даже по темам. Богословский язык св. Игнатия близок к языку
Иоанна Богослова, этого апостола из Малой Азии. Св. Игнатий
свидетельствует о Христе. Это его первая тема. Он смущен и взволнован
распространяющимися лжеучениями. По-видимому, это был иудаизм и
докетизм. Оба совпадали в приватном суждении о лице и о деле Христа.
Одни отрицали Божество Спасителя, другие действительность воплощения,
утверждали призрачность плоти Христа. Св. Игнатий как бы теряет свою
кротость, когда говорит об еретиках: это дикие звери и бешеные собаки
(Еф. VII. 1), звери в образе человеков (Смирн. IV. 1), злые волки
(Филад. II. 2), отравители (Тралл. VI. 2), паразитическая и злая поросль
(Тралл. XI. 1), диавольское зелье (Еф. X. 3), ядовитая мазь князя века
сего (Еф. XVIII. 1). Св. Игнатий призывает верующих быть настороже
против этой чумной заразы. И нововводным лжеучениям противопоставляет
веру Церкви и заповеди апостолов (Тралл. VII. 1). Проповеди докетов св.
Игнатий противопоставляет точное учение о воплощении. Христос воистину
стал человеком (Смирн. IV), родился во плоти от рода Давидова, от крови
Давида. Жизнь Спасителя не была призрачна. Он действительно родился от
Девы, принял крещение, чтобы освятить воды и исполнить всякую правду. Он
действительно, alhqws был пригвожден ради нас при Понтии Пилате и Ироде
Четверовластнике. И действительно воскрес во плоти, en sarki приходил ко
апостолам, ел и пил с ними телесно, sarkikws, они осязали Его. В
реальности этого восприятия напора веры апостольской и их мученического
дерзновения. Но Христос был не только человек, но и Бог, "Бог
воплотившийся" (Еф. VII. 2). Плоть и Дух, от Марии и от Бога, Страждущий
и Бесстрастный, от Крови Давидовой и от Духа Святого, сразу и Сын
человека и Сын Божий (Еф. XX. 2). Христос - Бог и Господь, Сын и Слово,
Сын Единый, бывший у Отца прежде веков, вне времени, acronos от единого
Отца происшедший и неотлучающийся, но Сущий едино с Ним (Магн. VII. 2).
Св. Игнатий не раскрывает систематически учения о двух природах во
Христе и об их единстве, не употребляет строгих богословских терминов -
он говорит языком Нового Завета. Но двуединый образ Христа, Бога и
человека, ярко светится в его посланиях. Христос - Бог наш. Бог мой, но
- Бог, явившийся в образе человека (Еф.ХIХ:3). Во Иисусе Христе Бог
явился людям. Это - Слово Божие, вышедшее не из молчания (Магн. VIII). И
это есть явление Жизни среди смерти (Еф. VII. 2). Господь воплотился
ради нас. Невидимый, Он стал видимым. Нетленный пострадал. И это
страдание и смерть стало началом истинной жизни. Крест Христов прежде
всего пред взором Игнатия. Жизнь есть плод Креста (см. 1.2), христиане -
отпрыск Креста (Тралл. XI. 2). Крестом Христос подымает нас на высоту,
как камни Отчего храма (Еф. IX. 1). Соблазн для неверующих, для верующих
Крест - спасение и вечная Жизнь (Еф. XVIII. 1). "Святая и блаженная
страсть" Христа (см. I.2) есть начало нашей надежды. "Мы оживотворены в
крови Бога" (Еф.I.1). Для Игнатия Христос прежде всего истинный и
единственный целитель (Еф. VII.2), Начальник жизни, "наша нераздельная
жизнь" (Еф. III.2), "наша вечная жизнь" (Магн. I.2). Он наш
Первосвященник, которому вверена Святая Святых как единому Сотаиннику
Божиих Советов. Он - дверь ко Отцу, чрез которую входят праотцы,
пророки, апостолы и Церковь - в единство с Богом (Филад. IX. 1). Он -
Учитель, которого ожидали пророки, единый учитель (Магн. IX. 3. Еф. XV.
1). Это совершилось во времени. Св.Игнатий подчеркивает: Евангелие - это
Бог Иисус во плоти (Филад. V.I). Основное в Евангелии - это пришествие
Христа Спасителя, Его страсть и воскресение (Филад. IX. 2). Кто не
верует этому, тот отчуждает себя от жизни, становится собственным
гробовщиком (см. V.2). Это было бы отказом от жизни. Господь избавил нас
от засилия князя века сего, разрушил его царство, открыл "новизну"
вечной жизни, рассеял мрак неведения, разорвал узы всякой магии и зла.
Диавол не предвидел этого, не знал ни о Девстве Марии, ни о рождении от
Нее, ни о смерти Господа, - три славных таинства, которые Господь
уготовил и совершил в молчании. Только дивная звезда, помрачившая все
звезды своим сиянием, возвестила пришествие Спасителя (Еф. XI), пророки
провидел это, они пророчествовали и ждали Христа, указывая на Него, и
спасены упованием и верою в Него, это как бы христиане до Христа,
имеющие потому часть "в Евангелии общей надежды" (Филад. V. 2). Но ныне
мы получили благодать (срв. 10.1.17) - "не христианство уверовало в
иудейство, но иудейство в христианство, в котором соединяется всякий
народ, верующий в Бога" (Магн.Х.З). Было бы странно и нечестиво
оставаться теперь в заповедях иудаизма... Для св. Игнатия благовестие
христианское есть прежде всего благая весть об истинной жизни, о
нетлении и воскресении. Он не только ждет и чает воскресения грядущего,
он показует начало воскресения здесь, на земле. Это - Евхаристия -
"врачевство бессмертия, противоядие против смерти, залог вечной жизни во
Иисусе Христе (Еф. XX. 2). Нетленная любовь, говорит св. Игнатий в
другом месте (Рим. VII. 3). От этой любви и жизни отчуждают себя докеты,
которые, не веруя в истину воплощения, не могут и не хотят исповедовать,
что Евхаристия есть плоть нашего Спасителя, пострадавшая за грехи наши,
воскрешенная благостью Отца (Смирн. VII. 1). Между тем, даже небожители,
ангелы во всей их славе, господства видимые и невидимые, не избегнут
суда, если не веруют в кровь Христа (Смирн. VI. 1), ибо Христос умер
пред лицом и земных, и небесных, и преисподних (Тралл. IX. 1. Сравн.
Филад. II. 10). Кровь Христа - это любовь (Тралл. VIII. 1), и любовь -
"предел и совершение" (Еф. XIV), св. Игнатий богословствует от
исполнения, от полноты веры. От этого изобилия чувств и созерцаний язык
его становится взволнованным, беспокойным. "В Боге я многое разумею, но
сам налагаю на себя меру, чтобы не погибнуть в гордыне" (Тралл. IV. 1),
- говорит он. В посланиях св. Игнатия чувствуется исключительная сила и
напряженность мистического опыта и созерцания. В них, при всей
беспристрастности изложения, есть внутреннее средоточие - это образ
Общего Искупителя. Св. Игнатий выражает и определенный прототип
малоазийского благочестия, связанный с проповедью апостола Иоанна, для
которого Христос прежде всего Агнец закланный. Из Малой Азии ведет свое
начало и то направление греческого богословия, которое опирается прежде
всего на факт воплощения как начало Жизни. Св. Игнатий предшественник
св. Иринея Лионского.
7. Чрез все послания св. Игнатия проходит чувство тревоги за целость
Церквей, возмущаемых сеятелями раздора и лжеучений. Этим смутам св.
Игнатий противополагает призыв к единомыслию и единодушию в вере и
любви. "Будьте все заодно нераздельным сердцем" (Филад. VI),
"составляйте из себя все до единого хор, чтобы согласно настроенные в
единомыслии, дружно начавши песнь Богу, воспевать ее единым голосом Отцу
через Иисуса Христа" (Еф. IV), - эти и подобные призывы не имеют в устах
св. Игнатия характера только нравственных наставлений. То "единство" и
"согласие", к которым он призывает, имеют религиозно-мистическое
содержание. Прежде всего это образ и подобие Божие, отображение
Божественного единства. Вера и любовь - это начало исполнения жизни, и
их единство есть сам Бог (Еф. XIV). И воскресший Христос водрузил свое
победное знамя затем, чтобы собрать всех святых и верных, из обрезания,
как из языков, "во единое тело Церкви своей" (Смирн. I). Чрез Свой
Крест, чрез свои страдания, Христос призывает нас к Себе как членов
Своих. Не может глава быть без членов... Это Бог обещал нам такое
единство, ибо Он есть единство (Тралл. ХI), и мы должны быть соединены
между собою, как Церковь соединена со Христом, и как Христос со Отцом,
чтобы все согласовалось в единстве (Еф. V). Единство веры и любви есть
выражение внутреннего существа Церкви, и поэтому - это высшее благо,
выше которого уже ничего нет (Пол.I. Магн. I).
Единство Церкви - это одна из основных тем св. Игнатия. Церковь есть
единое тело. И в своих разъяснениях этой истины св. Игнатий прямо и
непосредственно исходит из разъяснения послания апостола Павла к
Ефесянам, и как бы повторяет его. И так же, как у апостола, у него
внутренне соединяется учение о Церкви, как о теле Христовом и царстве
Духа, и учение о Ней, как о видимом общении верующих, объединенных и
организованных чрез иерархию. В сознании св. Игнатия Церковь сразу есть
видимое и невидимое единство, плотское и духовное, enwsi~ sarkikh kai
pneumatikh, союз Божественный и человеческий. В словоупотреблении св.
Игнатия sarx и pneuma одинаково выражают и противоположность видимого и
невидимого, и противоположность тварного и Божественного. И как сам
Христос есть вместе и плоть и дух, видимый и невидимый, человек и Бог,
"во плоти явившийся Бог", en sarki ginomenos teo~ (Еф. VII), так и
Церковь есть вместе и плоть и дух. Церковь основана Христом,
пострадавшим и воскресшим, и все верующие в Него как бы сопригвождены
плотью и духом ко Кресту Господню, и утверждены во единой любви кровью
Христа (см. I). Единство со Христом есть основание, залог и путь
взаимного единства верующих во Христе. Христос есть единый учитель
(Магн. IX), верховный Пастырь и Епископ, и Епископ епископов (Смирн.
VII. Еф. III. Пол. надп. Рим. IX). Верховный Архиерей, Таинник Божиих
Советов, дверь, чрез которую входят и восходят к Отцу праотцы, пророки,
апостолы и вся Церковь (Филад. IX), и во Христе Отец опознает нас всех
как членов Сына Своего в меру совершения и исполнения нашего единодушия
и любви (Еф. IV). И вся Церковь объемлется мыслию Божией, ибо Христос
есть мысль Отца (Еф. III). Церковь есть единое тело, единый храм Отчий,
в котором верующие суть камни (Еф. IХ), хор любви (Рим. II, Еф IV). И
все верующие сопутники друг другу, а путь - Христос, - богоносцы и
храмоносцы, крестоносцы, святоносцы, украшенные заповедями Христа,
восходящие по пути любви (Еф. IX). И потому Церковь. есть Церковь
кафолическая соборная, ekklhsia katolikh. Это выражение у св. Игнатия
встречается впервые, но вряд ли принадлежит лично ему. "Где Христос
Иисус, там и соборная Церковь" (Смирн. VIII). Несколько раз это название
мы встречаем в древних мученических актах св. Поликарпа, представляющих
современное событию послание Смирнской Церкви о блаженной кончине своего
предстоятеля к Церкви Филомелийской, во Фригии (прибл.155-157). Св.
Поликарп называется здесь "епископом кафолической Церкви в Смирне"
(XVI). Перед взятием своим и перед смертью он молился о всей
кафолической Церкви, распространенной по всей земле (VIII). И смертью
своею, по выражению описателя мученических актов, он прославил Христа,
Пастыря всех, по всей вселенной кафолической Церкви (XIX). Katolhko~ от
kat olon или kat olou по онтологическому своему составу буквально
обозначает целостный, всецельный, полный, и противоположен по смыслу
katemero~, - частичный. Кафолический не значит вселенский в древнем
словоупотреблении, как видно и из приведенных цитат, katolhko~ и
oikoumeniko~ не отожествляется, почему эти обозначения и ставятся рядом.
Точнее и вернее всего, и совсем не случайно, греческое katolhko~
переведено в кирилло-мефодиевском славянском переводе: соборный - не от
собора (по-гречески sunodo~), но от собранность, целостность,
целокупность. Katolhkh ekklhsia - это значит собранная, "в собранности и
единении сущая", целостная, целокупная Церковь. Это не внешняя,
количественная, или географическая, характеристика, но определение
самого внутреннего существа или природы Церкви. Отчасти этот смысл
выражается при противопоставлении "кафолической Церкви как истинной,
т.е. хранящей полную, неприкосновенную истину". Церквам "еретическим,
множественным, неустойчивым и дробящим по произволу апостольское
предание целостной истины" (срв. у Климента Алекс. Strom. VII. 17).
Впоследствии св. Кирилл Иерусалимский объяснял название "кафолическая
Церковь" так: "Она распространена по всей вселенной, она преподает
догматы спасения полно и без опущения, didaskein katolhkws kai
anelleistws. Она полно врачует все немощи и грехи, katolhkws iatreuein"
(Cathech.VIII.23). Ср. и у бл. Августина ор. 83,7: non ex totius orbis
communione, sed ex observatione praeceptoruni omnium divinorum atque
omnium sacramentorum qiiod totum veiaciter tenet. Подобное же значение
имеет слово katolhko~: в выражении: katolikh epistolh h katolikh
anastasi~ (Inst. Dial. 82) katolikh swthria (Clem. Alex. Praed. 2.6) и
друг. Это определяется и этимологией слова, и его прежней судьбою в
греческом философском языке, начиная с Сократа, - всегда в
противоположности katamero~. Из живой речи это название было принято в
богословский язык и пошло в символ веры. У св. Игнатия совершенно ясен
именно этот смысл: где Господь, там и Церковь, и где Церковь, там и
Господь, ибо Церковь есть живое и единое, цельное и целостное тело
Христово, и Христос для верующих есть "нераздельная жизнь" (Еф. Ill) .
Единая, духовная, кафолическая природа Церкви открывается в каждой
отдельной местной Церкви, которая есть некий малый образ всей Церкви и
кафолична и сама. Это сказывается уже в обращениях св. Игнатия к
отдельным Церквам в надписаниях его посланий: Еф.: к Церкви,
благословенной из полноты величествия Бога Отца, предопределенной прежде
века к вечной славе и нераздельному единству, избранной чрез истинную
страсть (Христа)... Рим.: Облагодатствованной величествием Вышнего Отца
и Единого Сына Его Иисуса Христа, возлюбленной и просвещенной волею
воззвавшею все сущее к бытию, по любви Иисуса Христа, Бога нашего... Св.
Игнатий говорит о каждой отдельной Церкви как о всей Церкви, как о
Кафолический Церкви. О каждой отдельной Церкви св. Игнатий говорит как о
некой полноте. Отдельные Церкви не разобщены, не обособлены Друг от
друга, - они связаны между собою союзом неизменной веры и любви, и эта
любовь проявляется и во внешних взаимных заботах и внимании. Но эта
любовь определяется живым сознанием и созерцанием высшего единства во
Христе, едином Пастыре и Первосвященнике, пребывающем всюду и везде, без
единого земного заместителя. Образом Христа в каждой Церкви является
местный епископ. Нужно отметить, что св. Игнатий не останавливается на
раскрытии понятия апостольского преемства, хотя, например, ефесянам, как
"сотаинникам Павла", он напоминает об этом достоблаженном муже (Еф.
Xll). И римлянам о Петре и Павле (Рим. IV). Он делает ударение не на
апостольском преемстве, по на той полноте и целостности духовной жизни,
которая имеет свое основание и опору в живом единстве с самим Христом и
которая с наибольшей полнотою открывается в святейшем евхаристическом
таинстве, - ибо едина плоть Христа, едина чаша, соединяющая нас в его
крови, един алтарь (Филад. IV). И это единство всей Церкви отображается
и должно проявляться в каждой церковной общине. Дня св. Игнатия единство
Церкви имеет прежде всего мистико-догматический, и потому уже
канонический смысл.
8. Св. Игнатий не изображает церковного строя подробно. Но по отдельным
ею намекам и наставлениям не трудно предъявить внутренний строй тех
малоазийских общин, к которым он пишет. И прежде всего это так
называемые "парикии", то, что можно назвать "епископскими приходами".
Пресвитерские приходы нашего современного типа вообще возникают только с
конца Ill века, и утверждаются в жизни только в IV и даже V веке. С этим
связано и то, что до IV века существуют только кафедральные или соборные
храмы, ecclesiae civitatis, а не местные, - и когда такие местные храмы
возникают, долгое время они имеют характер "отделений" stationes
кафедрального храма, и службу в них отправляют присылаемые от епископа
священнослужители, - постоянный клир, "причт", при подобных храмах
устанавливается много позже. В доникейский период существуют только
"епископские приходы", каждая церковная община, какова бы ни была она по
объему, имеет полный иерархический строй, возглавляется епископом. И
ввиду относительной малочисленности паствы епископ действительно мог
быть пастырем. "Мог прекрасно знать" каждого члена своей паствы, 'мог
чуть не буквально глашать по имени овцы своя', как замечает Болотов, и у
каждого верующего возникали живые и непосредственные отношения с
епископом. Послания св. Игнатия свидетельствуют, что этот церковный
строй определился уже к концу I века. Св. Игнатий предполагает его уже
сложившимся и общеизвестным, бесспорным. В пределах этого строя значение
епископа оказывается особенно высоким. Для св. Игнатия епископ в своей
общине есть прямой заместитель самого Христа, и единство, единомыслие и
единодушие со епископом является непременным условием и спасительного
благочестия, и неповрежденной веры. Поэтому св. Игнатий для
противодействия вкрадывающимся всюду лжеучениям и призывает верующих к
единству, к духу "соборности", исключающему всякое разделение. Епископ
есть как бы воплощение своей Церкви, - "епископ во плоти", так как
высший и небесный Пастырь, епископ каждой Церкви есть сам Христос. И
потому к епископу надо относиться, как к самому Господу, "смотреть" на
него, как на Христа, и потому должно его почитать и бояться. Ибо
домоуправитель должен быть принят, как сам Владыка дома, который его
посылает во служение (Еф. VI). Во епископе должно почитать "силу Бога
Отца", и помнить, что, отделяясь от "видимого епископа", каждый тем
самым не покоряется епископу невидимому (Магн. III. срв. Еф. V). Нужно
соблюдать единомыслие со епископом, без епископа ничего не делать
(Филад. VII), - без епископа нельзя ни совершать крещения, ни
Евхаристии, - и только то, что одобряет епископ, твердо и непреложно и
угодно Богу (Смирн. VIII). Противление епископу есть служение сатане
(Смирн. IX). Епископ есть пастырь своего стада (Филад. II), управляет им
(Пол. II), и в единстве со епископом осуществляется цельность и полнота
церковной жизни. Сама Церковь становится как бы живым лицом, живым
организмом (Смирн. IX). Кто принадлежит Богу и Христу, тот со епископом
(Филад. III). Во всякой Церкви свой епископ, и епископы установлены до
предела земли (Еф. III), - и установлены самим Богом: епископ Церкви
Филадельфийской поставлен не своею волею, и не волею человеков, и не по
тщеславию, но любовь Бога Отца и Господа Иисуса Христа вверила ему
служение и управление Церковью (Филад. I). Епископ облекается благодатию
(Пол. I), утверждается согласием Христа, поставляющего
священнослужителей своею волею и укрепляющего их Духом Святым (Филад.
Надп.). - И именно поэтому епископ не есть внешний начальник,
владычествующий во имя начала власти. Он несет служение, и несет его в
неразрывном единстве со всею Церковью. Внешним проявлением этого
единства служит "совет" старейшин, окружающий епископа. Епископ
неразделен и должен быть неразделен со пресвитерами, с "пресвитерием"
(Еф. IV), "епископы и пресвитеры должны быть согласны, как струны и
кифара. Если епископ замещает Бога, ei~ topon teou, то пресвитеры
представляют собою "собор апостолов" (Магн. VI), и окружают его, как
некий "духовный венец" (Магн. XIII), подобно тому, как апостолы окружали
Христа, - пресвитеры есть некий совет Божий собрание апостолов (Тралл.
III). Надо подчеркнуть: епископ один, пресвитеров много, и в
совокупности они образуют единый совет или союз, синедрион, пресвитерий,
- и на их обязанности в особенности лежит помощь, духовное содействие
епископу (Тралл. ХII). Пресвитеры образуют совет при епископе, не
столько подчиняются, сколько "согласуются с ним" (Магн. III). Выражению
св. Игнатия: suncwpouta~, в других памятниках древности соответствуют
равнозначные: boulh или sumboulion (Ориген С. Cels. III. 29-30),
consilium nihil sine consilio vestro et sine consensu plebiu mea
privatim sententia gerere, - говорит о себе св. Киприан. Пресвитеры -
помощники и советники епископа, собор и совет Церкви, венец Церкви, по
выражению позднейших Постановлений Апостольских, в которых, кстати
заметить, очень резко подчеркнута епископская власть и честь (II. 28).
Это язык св. Игнатия. Еще Златоуст говорит о синедрионе пресвитеров, twn
presbuterwn sunedrion (Освящ. III. 15), и о пресвитерии сохраняется
память в прошении нашей ектений: "Об епископе нашем,.. о честнем
пресвитерстве, и о еже во Христе диаконстве",.. - о пресвитерии, - не о
пресвитерах... (Срв. I Петра V. 1, - sumpresbuteros)... Пресвитеры -
соправители епископа, его советники прежде всего в делах суда и
управления, - и соучастники его литургического служения. И повиновение
или послушание паствы обращается нераздельно к епископу и пресвитерам, -
без них ничего не делайте (Магн. VII), без епископа, пресвитерия и
диаконов, - иначе нельзя иметь чистую совесть (Тралл. VII). В известных
случаях пресвитеры могли замещать епископа в предстоянии на
богослужебных собраниях (Смирн. VIII). На третьем месте стоят диаконы, -
они подчинены епископу и пресвитерию (Магн. II), они несут особое
служение Христово (VI), "служение тайн Христовых", - они не простые
служители столов, пищи и пития, но служители Церкви Божией (Тралл. II.
Срв. Деян. VI. 2-10). Диаконы, таким образом, служат евхаристической
трапезе, но кроме того мы встречаем их и в качестве проповедников слова
Божия, - таковы диаконы Филон из Киликии и Рей-Агафопод из Сирии,
состоящие при Игнатии в служении слова Божия (Филад. X, срв. Смирн. X),
- и в качестве посланных или уполномоченных Церквей - таков Вурр из
Ефеса (Смирн. XII. Филад. XI). Иерархия имеет, таким образом, троякие
ступени, и вместе с тем составляет нераздельное единство, пред которым
община обязана почтением и послушанием, - ничего не делать без епископа,
пресвитерия и диаконов, ибо кто вне жертвенника, тот нечист (Тралл.
VII), - в подчинении епископу и пресвитерию достигают верующие освящения
(Еф.11), ибо только чрез них имеют служение и общение таинств... Будучи
среди филадельфийцев, св. Игнатий, как сам он напоминает им, "вопиял,
увещевал их громким голосом, голосом Божиим, - быть со епископом,
пресвитерием и диаконами", и, прибавляет св. Игнатий, увещевал их не
ввиду возможного раскола, "не по человеческому рассуждению, но по
откровению Духа" (Филад. VII). И в послании к траллийцам он еще резче
призывает почитать иерархию, - "ибо без них нет Церкви" (III). -
Священнослужители есть прежде всего служители единства, через них у
единого жертвенника объединяются верующие, вкушая единый хлеб и от
единой чаши. Алтарь должен быть один в каждой общине, и Евхаристия одна,
одно Богослужение, ибо Церковь едина, единое тело или созвучный хор...
"Ибо едино тело Господа, и одна чаша во единство крови Его, один
жертвенник, как и один епископ со пресвитерием и диаконами" (Филад, IV).
И только та Евхаристия законна, bebaia, которая совершается епископом
или по его полномочию, - с епископом должен быть народ, как со Христом -
кафолическая Церковь (Смирн. VIII). Не только для крещения, но и для
брака требуется согласие епископа, чтобы был он о Господе, а не в
вожделении (Пол. V). Богослужение есть жизнь Церкви, и единство алтаря
неразрывно с тем единством веры и любви, в котором св. Игнатий
исповедует существо Церкви и церковности. Все должно быть общим и
нераздельным в Церкви - и молитва, и подвиг, и бдение, и покой (Пол.
VI), и епископ поставлен на служение единства, как выражается св.
Игнатий о самом себе (Филад. VIII). Одна молитва, одно прошение, один
ум, единая надежда в любви, в непорочной радости, - это Христос, это
общение с Ним (Магн. VII). И если много может соединенная молитва двоих,
заключает св. Игнатий, то сколь больше может молитва епископа и всей
Церкви (Еф. V)... - В послании к Поликарпу св. Игнатий дает ему советы,
и эти советы полны внимания и любви. Св. Игнатий всегда пишет с глубоким
смирением, и это усиливает твердость и силу его слов. "Не приказываю
вам, как что-нибудь значащий, - пишет он ефесянам, - ибо если я и в узах
за имя (Христово), не совершился я еще во Иисусе Христе, - ныне только
полагаю начало учению и взываю к вам как соучителям .моим" (Еф. III).
"Никто не надмевайся высоким местом, ибо все, to olon, в вере и любви",
- пишет он смирнянам. И потому так любит он называть себя меньшим и
последним. Поликарпу напоминает он прежде всего об единстве -
"подвизайся сам, и носи тяготы других, чтобы и они спаслись, всем
приходи на помощь в любви. Заботься о каждом, и нет заслуги любить
добрых учеников, - важнее нечистых смягчить кротостью, ибо кротостью
низлагается князь века сего" (Ср. Тралл. IV)... Молись постоянно, проси
мудрости всегда возрастающей, бди за собою, будь тверд, как наковальня,
на которой бьют и куют. Св. Игнатий любит уподоблять христианина борцу
или атлету, - он повторяет образ апостола Павла... Св. Игнатий советует
Поликарпу чаще собирать общину, призывая входить в общение с верными
лично. К общим советам он присоединяет частные, - заботиться о вдовах,
не пренебрегать рабами, - и пусть они не слишком нетерпеливо ждут своего
освобождения на счет общины, - это было бы свидетельством горшего
рабства своим желаниям... И в заключение св. Игнатий дает наставление
верующим. "Внимайте епископу, дабы и Бог внимал вам. Вместе
подвизайтесь, вместе свершайте ваш путь, вместе терпите, вместе
упокоевайтесь, вместе подымайтесь, как Божий домостроители, и домочадцы,
и слуги... Храните крещение ваше - как щит, веру - шлем, любовь - как
копие, терпение - как доспехи"... "Будьте великодушны и кротки между
собою, как Бог к вам"... "И да сохранит Христос в единстве Божием"... Об
единстве и смирении св. Игнатий прежде всего бдит. Если кто изберет
воздержание во славу тела Господа, пусть будет смирен, - если
возгордится, он погиб, и если возмечтает, что он выше епископа, то уже
умер (Пол. V). "Многое разумею я в Боге, - пишет он траллийцам, - но
полагаю меру, чтобы не погибнуть в возношении. И ныне в особенности
должен я бдить и остерегаться льстецов, - я чаю страданий, но не знаю,
достоин ли их" (Тралл. IV). Высший образ смирения - сам Христос. Св.
Игнатий не излагает систематически догмата о Церкви, но из его кратких,
отрывочных, но всегда ярких и ясных слов в полном свете открывается
природа Церкви. И мы понимаем, что значила для первых христиан жизнь в
Церкви. Это значило быть со Христом, и быть со Христом - означало
пребывать в Церкви, в единстве, в согласии, в любви... Церковь есть для
св. Игнатия исполнение и полнота. Христос принял помазание от Марии,
чтобы вдохнуть Церкви нетление (Еф. XVIl). Все сбылось - пришел Господь.
"Иные говорят, - пишет св. Игнатий филадельфийцам, - если не найду в
архивах, не поверю тому в благовестии". И если им ответить, что
"написано", они возразят: в этом-то и вопрос (Филад. VIII). Речь идет о
доказательствах от Писания, от Ветхого Завета, от "древних". Но больше
Писания - Христос. "Мои архивы, - восклицает св. Игнатий, - это Христос.
Мои непреложные архивы - Его крест, смерть, Его воскресение и вера чрез
Него". Во благовестии, в Евангелии самое важное - пришел Спаситель и
Господь. Евангелие есть исполнение бессмертия (VIII - IX). И это
бессмертие, как благодать или дар Божий, разливается в Церкви и доступно
только живущим в нем в единстве и любви. Это - начало и конец упования и
исповедания блаженного Игнатия.